– У нас… у нее родилась дочь, Кристина, в августе пятьдесят восьмого, но настоящим отцом оказался другой мужчина.
– Когда вы об этом узнали?
– Когда девочке исполнилось пять месяцев. Отец ребенка зашел в гости, а когда ушел, Беатрис мне все рассказала.
– Вот черт! – вырвалось у Юнга. – Простите. Я понимаю, что для вас это было не особенно приятно.
– Не особенно, – согласился Куперман. – Даже совсем неприятно. Я ушел от нее в тот же вечер.
– В тот же вечер?
– Да. Сложил в сумку кое-какие вещи, сел в поезд и уехал. – Он замолчал.
Юнг тоже некоторое время молчал. «Куда? – подумал он. – Хотя это совсем не важно».
– Ваша дочь… – начал было он. – Я имел в виду ее дочь… Должно быть, вам было непросто оставить ребенка, которого вы считали своим?
Но Куперман не ответил Только сжал зубы и уставился в стол.
– У вас были какие-нибудь подозрения?
Он покачал головой:
– Нет, хотя, конечно, мне следовало бы их иметь. Но я был молодым и неопытным… Вот так вот.
– Вы с ней потом встречались? Уже после этого?
– Нет.
– И с Кристиной тоже?
– Я виделся с ней в Каустине. После убийства. Всего лишь раз. Ей было четыре года, и жила она у бабушки… у матери Беатрис. Она никогда не слышала обо мне, я имею в виду мать, так что особого смысла в этом посещении не было.
– Понимаю, – сказал Юнг. – А отец… настоящий отец то есть? Вы что-нибудь о нем знаете?
Куперман снова покачал головой:
– Он ушел, так сказать, в море. Я никогда его не видел с того раза.
– А Беатрис с ним встречалась после того, как вы от нее ушли?
– А я откуда знаю?
«Да, действительно, – подумал Юнг, когда уже распрощался с Давидом Куперманом. – Если даже полиция не смогла разыскать Клауса Фрице за тридцать лет, то было бы странно, если бы это удалось сделать его несчастному, поверженному сопернику».
Роот нажал на кнопку звонка, и дверь распахнулась так резко, что он едва успел отскочить. Арнольд Яренс, без сомнения, его ждал.
– Господин Яренс?
– Проходите.
Арнольд Яренс был высокого роста и плотного телосложения. Рооту показалось, что выглядит он по меньшей мере лет на десять моложе своих шестидесяти пяти лет. Или ему было только шестьдесят? Да не так уж это и важно, – решил Роот и сел на указанное место у кухонного стола.
– Ну что ж, – начал Яренс. – Как я понимаю, на повестке дня опять Верхавен. И госпожа Холден.
– Так точно, – ответил Роот. – Вы слышали, что произошло?
– Да, прочитал в газетах. – Яренс кивнул в сторону угла, где они лежали горой. Роот заметил, что там были и «Неуве блатт» и «Телеграаф».
– К сожалению, – продолжил Роот, – должен признаться, мы ищем несколько вслепую… поэтому и опрашиваем всех, кто мог быть хоть как-то связан с первым или вторым делом.
– Понимаю. – Яренс налил кофе. – Сахар?
– Три ложки, – ответил Роот.
– Три?
– Я сказал «три»? Я имел в виду полторы.
Яренс усмехнулся:
– У меня много сахара. Если хотите три ложки – пожалуйста.
– Спасибо. Знаете, мне не хочется быть многословным, поэтому давайте сразу к делу. Значит, вы были соседями с Верхавеном… Кстати, когда вы оттуда переехали?
– В восемьдесят пятом, – ответил Яренс. – Нам было некому оставить землю, и, чем работать на износ, мы решили перебраться на старости лет в город. Все-таки как-никак, а разница есть.
– Ваша жена?..
– Умерла два года назад.
– Простите. Ну да вернемся к делу. Я хотел попросить вас рассказать в первую очередь о том, что вы думаете об этой паре, Леопольде Верхавене и Беатрис Холден. Должно быть, вы кое-что замечали, и она ведь к вам приходила ночью незадолго до убийства, это так?
– Да, конечно, я замечал кое-какие мелочи, у них все время что-то происходило, – ответил Яренс. – И пришла она, конечно, к нам. Кстати, почему вы об этом спрашиваете? Уж не думаете ли вы, что он невиновен? В «Телеграаф» слегка намекали, что это не исключено…
– Мы не знаем, – признался Роот. – Кто-то его убил, и это факт. У убийцы был какой-то мотив, а пока мы не знаем какой, поэтому необходимо прорабатывать каждую версию.
– Ну да, – согласился Яренс, вылавливая ложкой из чая печенье. – Да, жили они так себе, про таких говорят «как кошка с собакой». Немногие удивились, что в результате всё так закончилось… Я имею в виду жителей деревни. Конечно, я не хочу сказать, что все знали, что он ее убьет, но жили он далеко не дружно.
– Это мы поняли. Расскажите о той ночи, когда она постучала к вам в дверь.
– Я рассказывал об этом уже раз пятьдесят.
– Но не в последнее время, правда ведь? – В голосе Роота появились извиняющиеся нотки. – Расскажите еще раз, пусть это будет как игра в карты.
Яренс снова усмехнулся.
– Хорошо, – сказал он. – История довольно короткая. Я проснулся от стука в стекло входной двери. Надел брюки, спустился и открыл, там стояла она… На самом деле она могла просто войти и лечь на диван, не будя нас, мы никогда не запирали двери. Да и во всей деревне никто этого не делал, никому не приходило в голову запираться. В городе все совсем по-другому, это точно. Ну да, она стояла и стучала зубами от холода, попросилась переночевать… Сказала, что эта собака Верхавен побил ее и на следующий день она собирается заявить на него в полицию.
– Она была пьяна?
– Да, довольно-таки, но не так чтобы совсем, я видал и хуже. Ну да, я, конечно, спросил, могу ли сделать для нее что-нибудь еще… У нее были сильно опухший глаз, большой синяк и еще кое-какие следы побоев, но ее это не беспокоило. Она хотела просто переночевать, как она сказала, ну я и постелил ей на диване. Просто принес подушку. Поставил стакан воды… а потом снова лег спать. Времени было больше трех ночи.
– Хм… – сказал Роот. – И на этом всё?
– Конечно. На следующее утро она проснулась около девяти. Я напомнил ей про полицию, но она только разозлилась и велела мне не вмешиваться не в свое дело. Потом она ушла. Даже спасибо не сказала.
– Очень воспитанная леди, – заметил Роот.
– Очень, – согласился Яренс. – Может, еще печенья? А то, я вижу, оно кончилось.
– Спасибо, нет. – Роот некоторое время молчал. – Я не знаю, о чем еще вас спросить. Вы не хотите добавить что-нибудь, что, по вашему мнению, может быть полезно для следствия?
Яренс откинулся на спинку стула и посмотрел в потолок.
– Нет, – сказал он. – Ни черта.