Маркос покачал головой, но ничего не ответил. В своем пари со смертью Джон правильно оценил силы противника.
― И потом, но только потом, я использовал бы ее против Созданий.
― Прекрати! — вскричал Чинос.
Джон почувствовал дыхание смерти. Но он, по крайней мере, сделал все возможное, заронив семя сомнений в души присутствующих. Он увидел, как Маркос, будто на замедленной съемке, поднимает автомат и кладет палец на курок. «Прощай», — подумал Джон, не зная, к кому именно обращено это слово.
Глаза Маркоса за стеклами противогаза сверкали недобрым светом.
Потом один из них вдруг взорвался.
Линза противогаза разбилась на тысячи осколков, и мозг Маркоса разлетелся красным нимбом вокруг головы.
Его тело упало на пол и осталось лежать неподвижно.
Даниэла и другие солдаты из двух городов мигом разоружили его телохранителей.
Джон почувствовал, что теряет сознание, но ему удалось удержаться на ногах.
― Молодец, — прозвучал голос в его голове.
― Он почти убил меня, — возразил он.
― Но теперь все хорошо. И все будет хорошо. Мы на правильном пути, — ответил Монах.
На крыше восточного крыла станции Вагант положил на балюстраду приклад снайперской винтовки М40. Повернувшись вправо, он улыбнулся лежавшему рядом с ним трупу.
― Ты отлично ухаживал за своей винтовкой, приятель. Спасибо.
Он обнаружил снайпера после получаса поисков. Его расчет оказался правильным. Вовсе не будучи дураком, этот человек переместился с центра станции в боковое крыло, чтобы иметь возможность взять на прицел захватчиков, когда те войдут.
Вагант появился у него за спиной. На голове снайпера был меховой берет. Очень глупо с его стороны. Но нормально для человека, привыкшего убивать на расстоянии, с защищенной позиции. Для него враг был мишенью в оптическом прицеле. Он не ожидал, что тот может появиться за спиной, неожиданно.
Вагант подкрался к нему и положил руку на плечо.
Глаза снайпера широко распахнулись от удивления. Нож разведчика разрезал его горло, как теплое масло.
После этого Вагант мог бы спуститься обратно вместе со своей ценной добычей.
Но что-то внизу, что-то, что он смутно различал, подсказывало ему не делать этого.
Он лег рядом с мертвецом и стал наблюдать за происходящим в прицел винтовки.
Он увидел, как Маркос убил Васко. Как взял на прицел Дэниэлса.
Вагант никогда не стрелял из снайперского оружия. Но мишень была менее чем в пяти сотнях метров от него, и под сводом станции не было ветра.
Задержав дыхание, он ждал подходящего момента.
Навел, прицелился.
Выстрелил.
Глаз Маркоса взорвался.
Вернувшись к своим и принимая поздравления, Вагант пожал плечами и сказал: «Я целился в лоб».
Джон Дэниэлс видел, как Маркос падает и как его телохранителей разоружают солдаты двух городов.
Все произошло невероятно медленно. Священник практически мог поклясться, что видел, как пуля влетела в окно, пробила стекло противогаза и проникла в мозг Маркоса.
Он огляделся. Только теперь он осознал, что наступил день. Освещавшие резню огни, яростно ревевшие в ночи, казались бледными и безобидными. Языки пламени, преобразовывавшие лица в чудовищные маски, больше не алели, и в свете зари люди снова становились теми, кем являлись на самом деле: мужчинами, женщинами и детьми, которые потеряли родителей, чтобы в тот же день обрести новых среди их убийц.
«Трудно поверить в то, что все это воля Твоя», — подумал Джон.
Потом он увидел, как одна из женщин гладит по голове сидящего у нее на руках ребенка, а тот улыбается в ответ.
― Трудно поверить и в то, что покрытая снегом земля вновь расцветет весной, — прошептал голос Монаха.
― Где ты был? Где вы были?
― Мы там, где мы есть. Разве это важно? Задай тот вопрос, который волнует тебя на самом деле.
― Почему вы не вмешались? Этой ночью очень многие из нас умерли.
― Но никто не умер по нашей вине, — ответил голос в его сознании. — Вы сами приняли решение, сразились и одержали победу. Сегодняшняя битва не увеличила расстояние между нами, а сократила его.
― Что теперь будет?
― Никто не знает. По крайней мере, я не знаю. Думаю, нам нужно будет поговорить еще. По-новому посмотреть друг на друга. Моя задача была привести тебя сюда и сделать так, чтобы ты нашел это ужасное устройство. Но ты сделал гораздо больше. Ты создал народ. Теперь он твой. Теперь ты не одинок в своем путешествии. И я тоже пойду с тобой.
Джон увидел, как Вагант спускается по лестнице. Даниэла побежала ему навстречу. Они обнялись так крепко, что Джон испугался, что они повредят друг друга.
«В этих объятьях не может быть вреда», — пробормотала с улыбкой Алессия.
Священник посмотрел на солдат, которые искали среди мертвых своих пропавших товарищей. Вслед за битвой пришло время скорбеть и оплакивать погибших.
Склонив голову, Джон Дэниэлс читал молитву над последней жертвой этого чудовищного дня. Виновные или невинные, праведники или грешники, слишком многие уже были мертвы. Пришло время перестать проводить различия. Время поставить точку в ряду убийств. И думать о будущем.
Он вспомнил слова Монаха.
«Ты создал народ. Теперь он твой».
Он подумал, что не хочет этого.
«Я больше никого не буду использовать», — пообещал он самому себе и своему Богу. Встав на колени, он осенил крестным знамением лоб Маркоса, а потом лбы казненных Сынов Гнева.
На это ушло много времени, но потом двое мужчин и одна женщина пришли ему на помощь.
Джона это поразило даже больше, чем если бы через стеклянную крышу станции внутрь вдруг проник луч света.
Он чувствовал благодарность.
Так я, Мика, житель Милана, муж Елизаветы, отец Джона, Кьяры и Джулио, утверждаю, что все это я видел собственными глазами либо слышал от тех, кто видел это собственными глазами.
Было время, когда это происходило, и мы видели, как это происходило.
Я был рядом в тот день, когда этот человек появился и избежал смерти, и я был рядом, когда к нему вернулось зрение, и я был рядом в тот день, когда он покинул нас навсегда.
Он ушел в сумерки.
Это был очень грустный день. Тогда исполнился месяц с завоевания центральной станции и уничтожения Сынов Гнева. Осмотрев бумаги, оставшиеся от Диакона, Джон обнаружил доказательства его связи с Давидом Гошальком, безумным проповедником, которого Дэниэлс встретил в Венеции, и с кардиналом в красном, правившим в Риме.