И в этот момент нечто продолговатое вновь кинуло на меня тень. Я подумал было, что это еще один дракон, и поднял взор кверху. Но это был не дракон. Я мог бы поклясться, что вижу воздушный корабль, летающий корабль. Он был велик, не меньше моего космического корабля, и двигался медленно. Мне трудно было разобрать, каким образом его приводят в движение. Правильность формы, взаимная неподвижность его частей совершенно исключали всякую возможность того, что он мог оказаться живым существом. Возможно, меня уже разыскивали – кто-то заметил, как мой корабль опустился на планету. И вот прошло немного времени, и меня ищут. Но с добром или со злом в уме?
Летающий корабль замер надо мной. Зверь с клешнями, почуяв неладное, стал медленно пятиться в заросли, подступавшие совсем близко к месту аварии. Я не выпускал металлического предмета, впервые указавшего мне на разумных обитателей планеты. Воздушный корабль парил на верхней границе атмосферы. Я поднял металлический предмет, чтобы обратить на себя внимание, – будь что будет. Разум, хоть и не встреченный нами до сих пор ни на одной из планет, должен быть дружелюбен.
На корабле меня заметили. С борта опустился штормтрап. Вот он уже покачивается совсем рядом. На конце его поблескивало приспособление для крепления предметов. Меня приглашали наверх. Ну что ж, рискнем. Я захватил с собой металлический предмет. Он мог быть потерян кем-нибудь из обитателей планеты. Жест доброй воли будет истолкован положительно любым разумным существом. Я кинул последний взгляд на мой осиротевший корабль, обхватил штормтрап и осторожно дернул за него трижды, давая сигнал поднять себя на корабль. В ответ на мой сигнал штормтрап начал быстро подниматься вверх.
– Так вот кто мою блесну откусил, – сказал охваченный гневом и радостью Корнелий Удалов, вытаскивая удочку.
– Не на то смотришь, нелюбопытный ты человек, – ответил ему Александр Грубин, его друг, с которым они только что выехали по зорьке на рыбалку на озеро Копенгаген. – Когда ты видел, чтобы в нашем озере водились осьминоги?
Последние отрезки пути штормтрап поднимался стремительно. Я понял, что еще немного, и я вылечу за пределы атмосферы. А ведь скафандр остался на борту моего корабля! Я могу погибнуть! Я попытался соскочить со штормтрапа – лучше рискнуть разбиться о землю, чем погибнуть от удушья, но острый крюк на конце штормтрапа вонзился мне в тело. Еще секунда, и, теряя сознание, я вылетел в безвоздушное пространство. Громадные чудовища – их было двое – протянули ко мне массивные конечности.
– Банку! – закричал Грубин растерявшемуся Удалову. – Банку с водой! Ведро, наконец! Ты не понимаешь, какое мы с тобой открытие совершили!
– А может, осьминоги здесь водятся? – спросил Удалов с сомнением. – Может, встречаются редко, осторожные?
– Откуда, голова ты непутевая? – кричал Грубин. – Ведром воду черпай! Осьминоги живут только в морях и океанах!
– Тише ты, – сказал Удалов. – Всю рыбу распугаешь. Что дальше делать-то будем?
– Какая теперь рыбалка! – Грубин осторожно стаскивал осьминога с крючка. – О нас в научном журнале напишут.
– Спят и видят, как бы о нас написать. А ты подумал, что осьминоги здесь, может быть, заповедные? Выпустили их на развод, а мы браконьерствуем.
– Не может быть, – возразил Грубин. – Тогда бы было объявление о запрете. А ты видел здесь на берегу какое-нибудь объявление?
– Видел. Не разводить костров, беречь лес от пожара.
– При чем здесь пожар? Про осьминогов видел?
– Про осьминогов не видел. Но уверен, что может быть такое объявление. Мы его пропустили в темноте.
– Нет, – сказал Грубин, опуская осьминога в ведро с водой, подставленное сомневающимся Удаловым. – Если бы у нас в озере Копенгаген разводили осьминогов, весь город бы знал об этом. Притом обрати внимание, что у осьминога десять ног и он сравнительно крупный. Это, вполне возможно, неизвестный науке вид. На что я и надеюсь.
– Славы захотел, – произнес Удалов укоризненно. – Дай бог тебе штрафом отделаться.
Осьминог безжизненно опустился на дно ведра. Одно из щупалец все еще сжимало упущенную Удаловым блесну.
– Саша, – произнес Удалов. – Отними у него блесну.
– Почему я?
– А он, может быть, ядовитый.
– Для тебя ядовитый, а для меня безвредный?
– Зацепи чем-нибудь. Не бросать же блесну.
Из-за елей на берегу показался край солнца, запели птицы, засеребрилось ведро. Осьминог в ведре шевельнул щупальцами, приходил в себя.
– Отлично, – обрадовался Грубин. – Я очень опасался, что он сдох.
– А тебе какая разница, – сказал Удалов с раздражением.
Блесна все еще оставалась в ведре, и рыбалка была под угрозой. Не скажешь ведь жене Ксении, что вместо обещанных лещей придется довольствоваться половиной осьминога, возможно, несъедобного и ядовитого. Нет, и половины Грубин не отдаст – захочет исследовать и, может, даже разводить в аквариуме.
– Дай мне блесну, будь другом, – попросил Удалов. – Может, чего еще поймаем. Жалко же возвращаться.
– Дураком помрешь. Немедленно назад!
– Да что с твоим осьминогом случится?
– Может подохнуть.
– Ну и пускай, в спирту его содержать будешь.
Но Грубин уже схватил весла и принялся грести к берегу.
– Ты как хочешь, – сказал он Удалову со всей решительностью, – но я спешу в город.
Я пришел в себя. Медленно покачивался металлический цилиндр, в котором я был заточен. Цилиндр был открыт сверху, но атмосфера кончалась у верхнего края цилиндра – любая моя попытка вырваться привела бы к гибели. Внутренние стенки цилиндра были гладкими и холодными.
Я попался глупо. Простить себе не мог доверчивости.
Раса, населяющая планету, казалась коварной и жестокой. Да, в разуме им отказать было нельзя – они строили воздушные корабли и умели обрабатывать металлы. Но, видно, идеи межпланетного братства, даже идеи простого внутрипланетного братства еще не нашли дороги к их сердцам. Я осторожно постучал концом пальца в стенку цилиндра. Звук был слаб, и они могли не услышать его. Я нащупал бластер. По крайней мере, я дорого отдам свою жизнь.
Круглая голова одного из моих тюремщиков показалась над краем цилиндра. Он был огромен. Только его голова превышала по размерам все мое тело, не считая конечностей. Глаза редко мигали и по краям поросли щеткой шерсти. Пасть его была окружена полосой красной кожи, и там, внутри, виднелись желтоватые плоские зубы. Даже в тот ужасный момент во мне не умер исследователь. Я сделал поразительное открытие: оказалось, что это существо находится в безвоздушном пространстве, и я готов был поклясться, что оно без скафандра. Но ведь известно, что ни одно существо, развитое более чем бактерия, не может обитать вне атмосферы.
Чудовище присматривалось ко мне, и я приподнял две руки и развел ими в общеизвестном жесте мира и доброты.