– Угрожает, – сообщил Удалов. – Щупальцами шевелит. Если бы не блесна, стал бы я с ним связываться?
Пасть чудовища угрожающе распахнулась, и внутри зашевелился какой-то красный орган. Я подумал, что они могли бы вытащить меня наружу, но пожалели, поместили в цилиндр с воздухом. А может быть, они просто хотят продлить мои муки?
Над краем цилиндра появилась конечность, завершенная пятью уродливыми малоподвижными отростками. Отростки погрузились в атмосферу, приближались ко мне. Он хотел меня задушить! А я-то, наивный, принес им металлический предмет, хотел порадовать. Я выхватил мой маленький бластер. Наступил критический и, может быть, последний момент в моей жизни. Мелькнули перед мысленным взором картинки далекого детства, минуты первой любви, угар научной работы, долгие дни в космосе. Лапа приближалась, и когти уже касались моего беззащитного тела. Я выхватил бластер и всадил заряд в лапу. Взбурлила атмосфера в цилиндре…
* * *
– Гад ползучий! – закричал Удалов. – Придушить его мало! Ой-ой, как током дернул, тварь ядовитая.
– Я тебя предупредил, – сказал Грубин, не переставая грести к близкому берегу. – Животное только защищалось. Как защищаются муравьи, когда такой дурак, как ты, наступает на муравейник.
– Ты еще скажешь, что комары тоже защищаются.
– Про комаров не скажу, они питаются человеческой кровью.
– Этот, может, тоже человеческой кровью питается.
– Не исключено.
Лодка ткнулась в песок, вода выплеснулась из ведра, и осьминог засуетился в ведре.
– Не исключено, – повторил Грубин, выпрыгивая и подтаскивая лодку повыше, к кустам. – Но можем ли мы винить животное в том, что предписано ему природой? Нет, не можем. Давай сюда ведро, только осторожно, не повреди.
– Умный нашелся, – ответил Удалов, собирая удочки. – Я, может, вообще тут останусь, порыбачу еще.
– Боишься?
– Еще бы. Ведро железное. А железо для электричества лучший проводник, еще в школе учили.
– Обмотай ручку чем-нибудь.
Но Удалов уже не слушал, он быстро удалялся по берегу, отмахиваясь свободной рукой от долетающих слов Грубина. И, только отойдя на солидное расстояние, обернулся и крикнул:
– Будешь эту гадину выбрасывать, блесну подбери! Таких у нас в магазине нету. Из Вологды специально привозил.
Грубин дотронулся пальцем до ведра. Ведро током не било. Удалову могло это показаться со страху.
– Пожалеешь, Корнелий! – крикнул Грубин другу, взвалил на спину рюкзак, взял в одну руку удочки, в другую ведро и пошел не спеша через лес к остановке автобуса, на шоссе, стараясь не плескать водой и не беспокоить животное.
Это путешествие будет преследовать меня в кошмарах, если мне еще суждены кошмары. Цилиндр покачивался, воздух завихрялся в турбулентных потоках, перехватывало дыхание, и приходилось цепляться за гладкие скользкие стены цилиндра, чтобы меня не перевернуло. Мутило. Я готов был просить пощады – но у кого, как?
Положение мое ухудшалось. Еще недавно мне казалось, что нельзя попасть в худшее положение, нежели то, в котором я нахожусь. Но теперь стало хуже. И в первую очередь потому, что мне не найти пути обратно, к космическому кораблю, ибо мой тюремщик нес цилиндр над безжизненным высокогорным плато, с каждым шагом отдаляясь от котловины. Я включил вживленный в меня компас-спидометр, и прибор автоматически вычислил маршрут, по которому мы двигались. Я сделал это механически, я не верил, что информация мне когда-нибудь пригодится.
Вокруг посветлело. Темные твердые образования, прикрывавшие от меня небо, исчезли. Прекратилась и тряска. Мы ждали чего-то. Удивительны размеры этих существ – очевидно, жизнь в разреженной атмосфере, почти в безвоздушном пространстве позволяет им достигать столь фантастических размеров. Ах, если бы мне когда-нибудь вернуться домой – какой бы сенсацией оказалось мое сообщение о жестокой разумной расе, обитающей на границе космоса!
Непонятный грохот достиг моих ушей сквозь слой воздуха. Дно цилиндра задрожало. Тюремщик подхватил цилиндр, и мы поднялись в какое-то помещение или экипаж. Тряска, еще более ужасная, чем раньше, возобновилась.
– Что везешь? – спросил знакомый с маслозавода. – Неужели столько наловил? Дай посмотреть.
Грубин сел на свободное сиденье, поставил ведро на колени, чтобы меньше тряслось.
– Загляни.
Автобус быстро мчался по шоссе, убегали назад сосны, но Грубину казалось, что движется он недостаточно быстро. Осьминог мог подохнуть.
– Не разберу, – признался знакомый. – Что у тебя, Саша? Головастиков, что ли, наловил?
– Нет. Осьминог.
– Чего?
– Осьминога поймал.
– Ага, – сказал знакомый. – Редкое животное.
И больше интереса к осьминогу не проявлял, чем Грубина немного обидел.
– Ты раньше-то осьминогов видел? – спросил Грубин.
Автобус резко затормозил на остановке. Вода плеснула из ведра, осьминог замельтешил в ведре, словно возражал.
– На картинках. А ловить не приходилось.
– И не придется, – резко ответил Грубин.
– Почему не придется? – сказал знакомый, разворачивая газету. – Сегодня ты поймал, завтра мне повезет. Хотя я рыбалкой не очень интересуюсь.
«С ума сойти, – подумал Грубин. – Я поймал осьминога, а он не удивляется. Как будто осьминогов у нас пруд пруди».
– Детям везешь? – обернулся сосед с переднего сиденья.
– Детям интересно. Я недавно своим скворца принес. Крыло ему подвязали, и живет. Забавная птичка.
– Скворца, – произнес Грубин с презрением. – А я осьминога поймал.
– Где? – спросил сосед спереди.
– В озере нашем, в Копенгагене.
– Не слыхал, чтобы там осьминоги водились.
– Никто не слыхал, – сказал Грубин.
– А я видел осьминога, – сообщил юноша, стоявший сбоку. – Даже ел. В рыбном магазине были. Мороженые. Кальмары.
– Из них консервы делают, – согласился сосед спереди.
«С ума сойти, серость какая! – возмущался мысленно Грубин. – Если бы я вез тигренка, сказал бы, что поймал в лесу, неужели они тоже бы не удивились?»
Осьминог свивал и развивал щупальца. Тряска ему не нравилась.
– А я бы никогда детям осьминога не привезла, – сказала бабка с мешком. Она сидела сзади и прислушивалась к разговору. – Страсть-то какая! Может, он ядовитый.
– Нет, – ответил Грубин. – Только электричеством бьет.
– Кто ядовитый? – спросили с дальнего конца автобуса.
– Да змею ядовитую один тип везет, – откликнулись спереди.
– Не змею, а осьминога, – громко поправил Грубин. – Редчайшее животное.