Одинокий траулер выруливал в открытое море. Море и небо были окрашены одним и тем же серым оттенком, солнечный свет не пробивался через него. Все выглядело безнадежно.
Безнадежно? На долю секунды он задумался, почему именно это слово вертелось в голове.
Он убил трех человек, и полиции, судя по всему, не удалось напасть на его след. На самом деле он не отказался бы прочесть, что говорится по этому поводу в других газетах, но они оказались раскуплены. По понятным причинам.
Он отпил еще пива, в уголках глаз выступили слезы… нет, если он правильно истолковал все сигналы, он по-прежнему в полной безопасности.
Недосягаемый и безнаказанный.
Ощущение было, пожалуй, немного странноватое, хотя, с другой стороны, именно на такое развитие событий он и рассчитывал… или все же нет? Рассчитывал ли он на что бы то ни было? Существовало ли для него это время, когда все останется позади? Представлял ли он себе, как все это будет? Этот затянувшийся эпилог… или как его еще назвать?
Он стал разглядывать чаек, которые летали кругами в вышине. Иногда они подлетали так близко, что крылья почти касались оконного стекла… Внезапно он вспомнил, как вот так же сидел на террасе и вдруг одна из чаек врезалась прямо в стекло. На полной скорости, даже не пытаясь притормозить. Видимо, она видела голубое небо за окнами на другой стороне, и смерть от удара о холодное стекло явилась для бедной птицы полной неожиданностью. Без всякого предупреждения…. как его удары топором, подумалось ему, и он довольно долго сидел, размышляя о той птице, о том отпечатке крови и внутренностей, который она оставила после себя на стекле и который он до сих пор легко мог представить. А потом подумал о той, ради которой все это было затеяно… ее смерть не была неожиданностью, она больше походила на падение созревшего плода… и о том, что теперь все закончилось. О том, что справедливость восторжествовала, и теперь она могла бы подать ему знак. И где этот знак в таком случае мог бы проявиться?
«Только в одном месте», – подумал он.
Но что же ему делать с той новой пустотой, которая сменила старую и иногда ощущалась как космос, суровый и беспредельный. Хотя и внутри него.
«Чтобы засыпать яму, я вырыл другую, – подумал он. – И новая получилась гораздо больше. Подай мне знак, Битте!»
– Потрясающее местечко! – воскликнул Ван Вейтерен, оглядываясь по сторонам.
– На террасе лучше всего, – сказал комиссар Баусен. – Сидишь и смотришь на мир сверху вниз.
Ван Вейтерен уселся. На мгновение он подумал о «Голубом фрегате». Здесь тоже было довольно пусто, но, возможно, вечерами жизнь в ресторане бурлила. Сейчас в зале находились лишь одинокий господин с газетой, сидевший у панорамного окна, да две женщины в шляпках перед сценой с роялем. Официант в черном подскочил к ним и с поклоном протянул два меню в кожаных переплетах.
– Обед, – сказал Ван Вейтерен. – Мой черед угощать. Тебе надо пополнить запасы, чтобы продержаться еще некоторое время. Работается лучше всего на сытый желудок… во всяком случае, думается.
– Да ладно, я не вчера родился, – усмехнулся Баусен.
– Я больше не могу, – сказала Беата Мёрк. – Если мне придется поговорить еще с одним врачом, то я его просто удушу.
– Пойди пока на улицу и подожди меня в машине, – предложил Мюнстер. – Я только разделаюсь с этим Мандрэйном… он появится через пять минут.
– Тот самый, который жил у Симмеля?
Мюнстер кивнул.
– Хорошо, – вздохнула Беата. – Задай ему перцу. А я пока прилягу с пледом на заднем сиденье.
– Отлично, – сказал Мюнстер.
– Меня зовут инспектор полиции Кропке, – сказал Кропке.
– Труднопроизносимое имя, – откликнулась женщина и зевнула. – Но входите, так и быть.
– Стало быть, вы были соседями четы Симмель в Лас Брочас?
– Да.
– Вы с ними общались?
– Нет, я бы этого не сказала.
– Почему?
Ее брови чуть приподнялись.
– Почему? Потому что у нас не было никакого желания с ними общаться… Конечно, мы сталкивались пару раз на каких-то вечеринках, однако в этих людях не было стиля. Мой муж, правда, вел какие-то дела с Эрнстом, а вот ее я совсем не поняла.
– Ее?
– Ну да, его жену… Грету или как ее там.
– Известно ли вам о каких-нибудь… темных делишках семьи Симмель?
– Темных делишках? Что вы имеете в виду?
– Ну, не слыхали ли вы разговоров о чем-нибудь таком… были ли у семьи враги, не занимались ли они чем-нибудь незаконным? Дело в том, что мы ищем мотив…
– Дорогой инспектор, на Лас Брочас мы не шпионим друг за другом. У нас принято уважать покой друг друга. Многие переехали туда именно для того, чтобы их оставили в покое всякие слишком умные государственные органы, которые постоянно суют нос куда не надо.
«И это называется стиль?» – подумал Кропке.
– Ах вот как, – проговорил он. – Может быть, нам бросить гоняться за убийцами?
– Вовсе нет. Делайте свое дело! За это вам платят деньги. Но честных людей оставьте в покое. У вас еще есть ко мне вопросы?
– Нет, спасибо, – ответил Кропке. – Пожалуй, с меня уже хватит.
– Фамилия и адрес? – спросил Банг.
– А это зачем? – насторожился двенадцатилетний подросток.
– Мы ведем следствие, – сказал Банг.
– Уве Клеймерт, – ответил мальчик. – Вот здесь написан адрес.
Банг записал в блокнот.
– Где вы находились вечером в среду, восьмого сентября?
– В смысле – на прошлой неделе?
– Да.
– Когда Палач зарубил Мориса Рюме?
– Да.
– Я сидел дома.
– Здесь?
– Да. Смотрел телевизор до часу ночи. А потом пошел и лег спать.
– Не заметили ничего необычного?
– Заметил. Сестра застелила мою постель.
– Ничего другого?
– Нет. Он кричал?
– Кто?
– Рюме.
– Думаю, что нет, – ответил Банг. – Во всяком случае, я первым прибыл на место и ничего не слышал. Родители дома?
– Нет, – ответил мальчик. – На работе. Они приходят после шести.
– Хорошо, – сказал Банг. – Передай им, чтобы связались с полицией, если располагают релевантной информацией.
– Реле… что?
– Релевантной. Если они слышали или видели что-нибудь необычное.
– Чтобы вы засадили Палача за решетку?
– Вот именно.
– Обещаю, – сказал Уве Клеймерт.