— Не провожайте меня.
— Как скажете.
Сжав губы, Анна дошла до двери. Пит не сделал попытки встать. Она открыла дверь и вышла. Он полежал еще немного, потом подполз к стулу, вытащил пепельницу и взял недокуренный косяк. Только собирался прикурить, как в дверь опять позвонили.
— Это я! — крикнула Анна.
Пит открыл дверь и отступил в сторону, изображая ужас:
— Боже мой! Пришли меня арестовать?
— Очень смешно. Мне колеса заблокировали. — Она громко хлопнула входной дверью. — Надо вызвать дорожную службу, чтоб сняли блок. Долго это будет?
— Представления не имею. Может, несколько часов — зависит от того, где у них сейчас дежурная машина.
Анна села, открыла дипломат и достала мобильник. Пит налил ей вина в чистый бокал и долил себе.
Стараясь говорить спокойно, она объяснила, что требует немедленно снять блок с ее машины. Она — офицер полиции, приехала допросить подозреваемого, и машина нужна ей, чтобы вернуться в отделение. Потом в ярости захлопнула телефон.
— Сказали, не раньше чем через час! Черт знает что такое!
— Это я — тот подозреваемый, которого вы приехали допросить? — с ухмылкой спросил Пит.
— Да заткнитесь вы! Все равно придется заплатить штраф, потому что машина не служебная. Полное безобразие!
— Двойная желтая линия, дорогуша, — вы же знаете правила парковки. Нужно было запарковаться у гаража с обратной стороны дома.
Анна взяла у него стакан с вином и уселась на диван.
Пит вытянулся на полу у ее ног:
— А я как раз покурить собрался.
— Ради бога, не надо! Они приедут и почувствуют запах.
— А я их не впущу! Ваша машина на улице — туда запах не дойдет. Кроме того, они дорожники, а не полицейские.
Анна безнадежно вздохнула.
Пит прикурил, набрал в легкие побольше дыму и задержал его.
— Знаете, надо бы вам хоть раз попробовать — поднабраться опыта по части курения марихуаны. Заодно поймете, как глупо ее запрещать. Мы оба знаем, что полицейские смотрят на травку сквозь пальцы; они борются с жесткими наркотиками.
— Между прочим, принято считать, что все начинается с марихуаны.
— Черта с два. — Пит облокотился на руку и протянул ей косяк. — Давайте попробуйте. Затянитесь, будто курите сигарету, и потом медленно выпускайте дым.
— Ни за что. Пойду подожду возле машины. — Анна залпом допила вино.
— Вам нельзя за руль, вы перебрали.
— А вот и нет.
— А вот и да. Женщинам позволено выпить две рюмки вина, а вы выдули два раза по два больших бокала.
— Но я еще выпила вашего сусла под названием кофе.
— Дорогуша, это не в счет.
— Не смейте так меня называть.
— Я ведь ласково.
— Все равно не смейте.
— Хорошо, лапушка, больше не буду называть вас дорогушей.
Дорогушей называл ее Ленгтон. Впрочем, он, вероятно, ко всем женщинам так обращался.
Анна протянула руку:
— Ну ладно, давайте — попробую.
Сначала она долго кашляла. Потом Пит свернул косяк поменьше, без добавления табака. Прибыли блокировщики, и Пит вышел к ним, потому что Анна не стояла на ногах.
Лежа на диване и надев наушники, она слушала группу «Дорз». Когда Пит вернулся, она громко заявила:
— Классная музыка!
Он ухмыльнулся и достал из холодильника шоколадку. Анна лежала с закрытыми глазами и, помахивая в такт рукой, подпевала: «Я больше не взгляну в твои глаза».
Он затолкнул ей в рот дольку холодного как лед черного шоколада и свернул еще один косяк. В комнате стало жарко, ярко пылал камин, а Пит все подкладывал новые поленья. Они открыли еще бутылку вина и доели шоколад. Занавески были задернуты. Пит зажег ароматические свечи и улегся рядом с ней на диван. Она не хотела отдавать ему наушники, но он включил проигрыватель и поставил диск со своими любимыми попурри из рок-музыки семидесятых и восьмидесятых. Они лежали рядом и ласково улыбались всему миру.
Первый поцелуй был совсем легким. Потом она повернулась к нему, взяла его лицо в ладони и ответила долгим страстным поцелуем, прижимаясь к нему всем телом. И забыла и о Джеймсе Ленгтоне, и о головоломке, в которую никак не складывались факты и предположения, связанные с расследованием. Пит оказался нежным и предупредительным любовником. Утопая в нагретом воздухе, окруженная кольцом его рук, Анна почувствовала себя необыкновенно счастливой. И защищенной. И любимой.
На следующее утро Анна сразу поняла, что они предавались любви — и даже не раз, — но не имела представления о том, как оказалась в его кровати. Она помнила, что рассказывала ему о детстве и о каникулах, проведенных с родителями. Прежде она никому так не открывалась — но прежде ей не случалось ни курить травку, ни пить столько вина, как в предыдущий вечер. В первые минуты она не испытывала ни малейшего сожаления, но потом, постепенно осознавая, где и с кем она находится, начала испытывать угрызения совести, а когда при попытке сесть голова ее едва не раскололась на куски, Анна ужаснулась собственной глупости.
Пит лежал рядом и крепко спал. Она откинула покрывало и сдвинулась к самому краю кровати. Очень осторожно спустила ноги на пол и села. Комната поплыла перед глазами, в голове гудел набат. Завернувшись в полотенце, Анна медленно двинулась вниз по лестнице в гостиную. Выпила воды и начала собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. Каждый раз, наклоняясь, она испытывала приступ тошноты, а когда нашла наконец трусики и лифчик, от слабости присела на диван. Потом она долго одевалась и, увидев свое отражение в зеркале, быстро отвела глаза.
Волосы дыбом, под глазами черные круги от расплывшейся туши. Вид — хуже не бывает. Она ополоснула лицо холодной водой и промокнула его кухонным полотенцем. Причесалась и сварила кофе, все еще погибая от головной боли. К счастью, сверху не доносилось ни звука — и очень хорошо, потому что Анна вряд ли была бы в состоянии разговаривать. Залпом выпив две чашки крепкого черного кофе и несколько таблеток аспирина, чтобы унять головную боль, Анна более или менее пришла в себя. Убрала комнату, вымыла винные бокалы, вытряхнула пепельницу и собиралась выпить третью чашку кофе, когда сверху донесся голос Пита:
— Анна?
Громко топая, он сбежал по ступенькам. Волосы у него, как и у Анны, торчали в разные стороны. Он натянул джинсы, но был без футболки и босиком.
— Я сварила кофе, — не глядя на него, сказала Анна.
— Чудно. А душ не хочешь принять? — спросил он, оглядывая комнату.
— Нет, пожалуй. Лучше поеду домой и переоденусь.
Он взглянул на часы на каминной полке: