Брин не была уверена, что у них получится наладить только лишь деловой контакт. Ведь одно незначительное прикосновение Габриэля лишало ее способности мыслить здраво. Но это неправильно. Она не хотела снова страдать от любви к Габриэлю Д’Анжело.
Габриэль посмотрел на упрямо вздернутый подбородок Брин, увидел решительный блеск ее глаз и понял, что она не шутит. Ему было тридцать три года, у него накопился немалый опыт общения с женщинами, и он полагал, что научился неплохо их понимать. Брин смотрела на него весь вечер так, словно желала его так же сильно, как и он ее. Поцелуй в машине был результатом взаимного притяжения. Брин может думать иначе, может считать для себя безумием влечение к Габриэлю. Но он готов поклясться, что она хочет его.
Нравится он ей или нет – это уже совсем другое дело.
И для Габриэля это было важно.
Потому что он не просто хотел Брин – она ему по-настоящему нравилась. Она нравилась ему и пять лет назад. Тогда он был поражен ее решительностью и преданностью отцу. Сейчас его восхищали ее упорное стремление добиться успеха, готовность иметь дело с галереей «Архангел», несмотря на то что эта галерея стала причиной многих ее бед…
– Хорошо, Брин, – он кивнул, – если вы этого хотите, отныне так и будет, – резко выпалил он.
Брин моргнула.
– Вы хотите сказать, что согласны попробовать наладить деловые отношения?
Он напрягся.
– Да, как я уже сказал. Вы не верите? – хрипло произнес он, и Брин настороженно посмотрела на него.
Конечно, она верила Габриэлю; за пять лет он ни разу не дал повода усомниться в искренности своих слов. Но где-то в глубине души она даже была уязвлена тем, с какой легкостью он согласился на чисто деловые отношения. Выставка начнется только через месяц, но Брин знала, что теперь ей часто придется бывать в «Архангеле»: позировать для фото, приносить данные для каталога, следить за подготовкой и оформлением ее картин. И для всех будет гораздо лучше, если в это время им с Габриэлем удастся поддерживать хотя бы видимость хороших отношений. Брин все это знала. Но сердце подсказывало ей, что влечение, которое она испытывала к Габриэлю, казалось бы безнадежно угасшее в ее душе, снова вспыхнуло с прежней силой, как только она увидела его и оказалась рядом. Однако несколько минут назад Брин настолько потеряла контроль над своими чувствами, что от одного прикосновения Габриэля чуть было не достигла оргазма. Влечение было взаимным, и от этого Брин становилось еще страшнее. Но Габриэль хотел не Сабрину Харпер, а Брин Джонс. Поэтому стоило прекратить все это и раз и навсегда установить правила их отношений.
– Хорошо. – Она кивнула и нагнулась, чтобы взять с пола сумку, прежде чем открыть дверцу машины.
– Подождите, – быстро приказал Габриэль и выскочил из машины, чтобы открыть ей дверцу. – Мама учила меня, что нужно быть вежливым и всегда провожать девушек до дома, – объяснил он, когда Брин вопросительно взглянула на него.
Брин не была уверена, что заслужила это проявление заботы после своего невежливого обращения с Габриэлем.
– Еще раз спасибо за ужин и вечер у Антонио. Это, безусловно, была самая лучшая пицца в моей жизни, – пробормотала она, когда они подошли к входной двери.
Он кивнул.
– Я на несколько дней улечу по делам, поэтому, видимо, не увижу вас раньше понедельника. – Он пожал плечами. – Но вы ведь уже успели пообщаться с Эриком?
– Да. – Внезапно у Брин стало тяжело на душе – ведь ей не представится шанс снова увидеть Габриэля в понедельник. – Интересная поездка? – спросила она, пытаясь поддержать разговор.
– Я еду в Рим, – ответил он.
Брин посмотрела на него широко раскрытыми глазами: Габриэль говорил ей, что ездит туда только за «удовольствиями». Теперь, когда они оба решили быть просто коллегами, Брин не могла позволить себе проявлять излишнее любопытство. И тем более чувствовать уколы ревности…
И тем менее она знала, что ей небезразлично то, чем он будет заниматься в Риме.
– Брин?
Открывая входную дверь, она заставила себя посмотреть на него и непринужденно улыбнуться. Прежде чем войти внутрь, она снова обернулась:
– Приятно провести время в Риме.
– Обычно так и бывает, – рассеянно ответил он, несколько секунд пристально глядя на нее.
Повернувшись, Габриэль направился к машине, продолжая думать о Брин. После того как он сообщил, что улетает по делам, она как-то странно притихла, и ее тон стал немного напряженным. Что бы это могло значить? Все указывало на то, что Брин чувствует облегчение, узнав, что им точно не удастся встретиться в ближайшее время. И не стоит обманывать себя и искать другую причину перемены ее настроения. Несколько минут назад Брин четко дала понять, что хочет видеть в нем только лишь коллегу. Но он был не в состоянии больше сдерживать себя: слишком велико было желание прикоснуться к ней. Брин, конечно, может возражать, но она отвечала на эти поцелуи и не протестовала, когда Габриэль ласкал ее груди.
Теперь ему нужно было на время уйти от нее, чтобы между ними возникла дистанция – в буквальном смысле. И тогда можно надеяться, что при следующей их встрече он сможет контролировать свои эмоции. Лишь несколько часов спустя, употребив изрядную порцию виски и вновь прокрутив в голове подробности этого вечера, Габриэль вспомнил: при разговоре с Брин он упомянул, что ездит в Рим за «удовольствиями». Может быть, это и было причиной резкой перемены ее тона? По крайней мере, он хотел надеяться на это.
– Потрясающе, Эрик! – Лицо Брин просто сияло от восхищения, когда она любовалась посеребренной окантовкой, обрамлявшей ее картину, которую она всегда мысленно называла «Смерть розы». Это была не просто смерть цветка; это был символ всякой гибели: любви, надежды, грез. И как они оба надеялись, такая посеребренная рама прекрасно подчеркнет задний план картины, покрытый дымкой, и алую розу, роняющую росу и лепестки на переднем плане полотна.
За последние четыре дня большую часть своего времени Брин провела в «Архангеле». Она была уверена, что Габриэль все еще в Риме. Лучшими моментами этих дней оказались часы, проведенные в хранилище галереи. Они с Эриком выбирали рамы, которые должны были в самом лучшем свете представить десять полотен Брин на выставке через месяц. Не был исключением и этот вечер.
Насколько Брин было понятно, Габриэль провел эти четыре дня в Риме, без сомнения получая всяческие «удовольствия». Брин занималась своими делами и старалась не думать о Габриэле и о том, что он мог делать в Риме.
И сейчас она тоже не собирается вспоминать о нем.
– Идеальный вариант! – с энтузиазмом произнесла Брин, продолжая рассматривать картину в посеребренной раме.
Эрик кивнул.
– Последнее слово за Габриэлем, но я думаю, он одобрит наш выбор, – сочувственно добавил он.
При упоминании Габриэля улыбка исчезла с лица Брин.