И оборвала разговор.
И сейчас, придя к ней в гости и глядя на эту просторную, светлую, но не обжитую Варей квартиру, сразу вспомнилась почему-то та странная фраза, и все как-то связалось вместе. На обратном пути Нина сказала Максиму:
– Мне кажется, по-настоящему Варя любила только Сашу.
Игорь Владимирович им понравился: милый, воспитанный, приветливый, хотел подружиться с родственниками жены. Посмеялись над тем, что он развел «семейственность»: после окончания института Варя работала инженером-конструктором в проектной организации, подчиненной Игорю Владимировичу.
– Садимся ужинать, – распорядилась Варя, – иначе мясо пережарится. А насчет выпивки пусть командует Максим.
Максим прочитал названия вин: «Мукузани», «Цинандали», задержал взгляд на бутылке с водкой:
– Я бы предпочел вот это.
– Будем пить водку, – согласилась Варя, – Игорь, налей!
Игорь Владимирович с бутылкой в руке обошел стол, наполнил рюмки. Варя подняла свою:
– Нина, Максим, за вас! С возвращением, чтобы вам в Москве хорошо жилось, чтобы Максим стал генералом!
Максим добродушно улыбнулся:
– Генералами быстро не становятся.
– А Буденный, – возразила Варя, – Чапаев, Щорс, Котовский, про кого-то еще я фильм смотрела. Простые унтер-офицеры, а командовали армиями, к тому же хвастались: «Мы академиев не кончали».
– Варенька, – мягко перебил ее Игорь Владимирович, – ты предложила тост, давайте выпьем. За вас, Нина, за вас, Максим!
Нина уловила в голосе Вари задиристые нотки, решила переменить тему. К чему за столом говорить об армии? Похвалила фасоль.
– Ты готовила?
Варя кивнула головой в сторону окна:
– Нет, в ресторане заказала. Это грузинский ресторан, «Арагви», они специальные травки кладут, я даже не знаю какие.
Однако Максим сам продолжил разговор:
– Тогда было другое время, Варя, другая техника и другая война – гражданская. К современной войне старые мерки неприменимы.
Он помолчал, поднял глаза на Варю:
– Если мы будем подходить к армии с устаревшими представлениями, то предстоящую войну проиграем.
Игорь Владимирович чуть отодвинул стул от стола, положил руку Варе на плечо, с интересом смотрел на Максима. Для того чтобы в нынешнее время говорить о возможности поражения, надо обладать мужеством.
– Ты прав, Макс, – сказала Варя виновато, – я дурачилась. И все же желаю тебе стать генералом, а Нине – генеральшей. Приятно иметь сестру генеральшу.
– Добре, – согласился Максим, – постараюсь.
– Вы допускаете, что война будет? – спросил Игорь Владимирович.
Максим коротко ответил:
– Мировая война идет уже второй год.
То, что сказал Максим Варе, было вызвано не ее задиристостью, а выражало одолевавшее Максима беспокойство. После расстрела лучших военачальников руководством Наркомата обороны завладели выходцы из Первой конной армии во главе с Ворошиловым, люди недалекие, необразованные, живущие опытом гражданской войны. Новоиспеченный маршал Кулик объявил, что красноармейцу нужна не буржуазная выдумка – автомат, а трехлинейная винтовка со штыком: мол, пуля – дура, штык – молодец! Тот же Кулик отрицал необходимость минометов, утверждал, что артиллерия должна быть на конной тяге: наших дорог никакая механизация не выдержит. И это начальник Главного артиллерийского управления! Под стать ему были и другие руководители обороны. К чему приведут они армию?
Максим с его основательностью, хозяйственностью был хорошим командиром полка. Любил порядок, умел наводить его не жесткой, но твердой рукой. Родившись в Москве, окончив одну из лучших столичных школ, выросший в среде интеллигентных арбатских ребят, он по своему развитию и образованности превосходил товарищей по службе, много читал, выписывал из Москвы книги и журналы.
Конечно, ни в какие процессы, открытые или закрытые, он не верил – все шито белыми нитками. Не верил в то, что командиры, испытанные в боях в Испании, на Хасане, на Халхин-Голе, – враги народа. Но вступаться за них значило разделить их участь, перестать служить своей стране, своему делу. Он никого не защищал, но умудрялся уходить и от осуждения. Сходило это с рук до поры до времени. На него начали косо посматривать. Надо уезжать, курсы при академии оказались кстати. Не хотелось расставаться с родным полком, но другого выхода не было.
И в Москве Максим не обрел спокойствия. Встретил здесь многих друзей, с некоторыми служил на Дальнем Востоке, с другими учился в военном училище. Были они одного поколения, комсомольцы двадцатых годов, все, в общем и в целом, мыслили одинаково. Время сделало их осторожными, и все же иносказательно, намеками, иногда как бы рассказывая смешной анекдот, говорили о многом. И приезжали в академию представители Вооруженных Сил с выступлениями, позволяли себе говорить нечто выходящее за рамки казенных газетных сообщений. И сохранились еще кое-кто из профессоров старой школы, которым начальство прощало некоторую стариковскую политическую наивность. Преподаватель военной истории привел, например, такое суждение некоего полководца: «Провоцирует агрессора не повышенная готовность противника, а, наоборот, его неготовность к войне». Тем, кто соображал, было ясно: это о нас, о нашей боязни готовиться к обороне, чтобы не рассердить Гитлера. А ведь все знали, где, на каких границах сосредоточено сто сорок немецких дивизий. В ноябре сорокового года фельдмаршал Браухич с высшими генералами инспектировал эти войска, проверял их боевую готовность.
Другой профессор, разбирая действия немецких войск в Европе, сказал, что для вторжения в Англию немцам надо перебросить минимум тридцать дивизий, а для этого потребуется столько-то пароходов, барж, буксиров, катеров, не считая флота прикрытия и поддержки.
– Есть ли у Германии такое количество судов?
И по тому, как пожал плечами, было ясно, что такого количества судов у Германии нет, вторжение немцев на Британские острова проблематично и уверенность советского руководства, что Гитлер прежде всего нападет на Англию, беспочвенна.
Тот же профессор, подчеркивая решающую роль, которую в победоносных немецких операциях сыграли их крупные танковые соединения, не удержался:
– А мы свои механизированные корпуса ликвидировали. – Потом спохватился и добавил: – Видимо, избрана другая тактика.
Но те, кто следил за жизнью армии, знали, что высшее начальство отказывается восстановить механизированные корпуса по своей тупости. И нет достаточного количества танков. И стрелковые дивизии имеют половину личного состава. И это накануне войны.
Вот так жили Максим и его товарищи. Все на полусловах, полуфразах, намеках, догадках, на фоне усыпляющих официальных сообщений, все надо додумывать самому.
Преподаватели хорошие, профессора академии, но скованы программой, основанной на стратегии – только наступать! Запрещалось даже обсуждать тактику вынужденного отступления, встречных сражений, боя в условиях окружения. «Наступательная стратегия» привела к тому, что склады подтянули к самой границе («Будем наступать») и в случае внезапного нападения немцев они тут же окажутся в руках врага.