…Каменная женщина во дворе Костюженской психиатрической больницы (так теперь называется Поместье Сумасшедших) была убрана. Один из врачей заметил, что больные испытывают нездоровое возбуждение, глядя на нее…
…Мой воздушный змей долетел до Турции, потеряв в пути хвост, наклеенный глаз и остатки лески. Сейчас муэдзин кладет его на свой коврик во время дождя…
…Любовь моя, пройдя полный курс лечения, излечилась, слава Богу, и уехала то ли в Италию, то ли в Португалию, где вышла замуж за нашего земляка, и родила двух здоровых мальчиков. С последнего свидания в больнице я ее не видал…
… Фонд Сороса статьей о «знаменитом земляке» остался доволен, и сейчас я, очень корректно, пишу для них уже оплаченный материал о концентрационных лагерях в Молдавии…
… вице–премьер Куку успешно пережил смену власти и стал в новом правительстве коммунистов… вице–премьером…
… За полгода Владимир Воронин ни разу не пошутил насчет Папы Римского, и уж, тем более, — его начальника…
… Двадцать сумасшедших, закопанных во дворе Костюженской больницы, давно уже — прекрасные цветы, глуповатые немного на вид, и зеленая трава. Весной они, цветы — сумасшедшие, разбегаются по дорожкам парка, прорастая сквозь гравий… Разве я не говорил? Ах, да — на дорожках там по–прежнему гравий…
Вымышленная история Молдавии в рунах, дневниках, анкетах и мифах
Скандинавская легенда гласит, что Одину и его жене было пророчество, и оно открыло ему, что его имя превознесут в северной части света, и будут чтить превыше имён всех конунгов. Поэтому он вознамерился отправиться в путь, оставив страну турков. Молдавия тогда тоже была страной турков. Из этого, а также на основании многочисленных фактов (которые в изобилии, но чуть позже, будут предоставлены читателю этой книги) мы делаем вывод: Один жил в Молдавии. Уходя, он оставил нам трехцветное полотнище. Три цвета было на нем: желтый, синий, красный. Поверх них Один начертал орла, который в когтях держит щит. А на щите Один начертал голову зубра.
Руны старшего Футарка говорят, что желтый цвет на полотнище значил связи и закон. Синий – мир, а красный – мужество любить и защищать свою любовь. А орла Один избрал потому, что именно эта птица принесла ему меда из дома Вишну.
Уходя, Один взял с собой множество мужчин и женщин, драгоценных камней, скота, оружия, вина и хлеба. Но он обещал вернуться, и с тех пор Молдавия ждет белого бородатого человека, который приплывет в страну на дракаре — судне викингов. Приплывет, чтобы стать здесь богом.
Сейчас цвета этого флага Молдавии несколько потускнели, — думаю я, глядя на полотнище. Вчерашний дождь постирал его, оно полиняло, и теперь ветер хочет унести флаг с собой. Полотнище вывешено на стене кишиневского аэропорта. До прилета президента республики остается полчаса, но мне не хочется заходить в комнату ожидания, где уже собрались другие журналисты. Нас немного – котировки акций предприятия Лучинский и сыновья упали после того, как депутаты переписали конституцию, и главу государства будут избирать в парламенте. Не возмутительно. Совершенно не возмутительно. Вернее, все равно, и я благодушно курю, любуясь выцветшим флагом Молдавии, который украшает стену реконструированного аэропорта. В комнате ожидания – человек пятнадцать. Смотрят телевизор, а по нему показывают концерт группы «Руки вверх». Девушка с городского телевизионного канала покачивает ногой в такт песне. Все это я увидел, постоял немного, а потом вышел из здания курить и греться на октябрьском ветру. Цвет желтый – трусость, красный – стыд и смущение слабого. А синий? Синий… Пусть это будет миражом. Я достойный сын своей страны, и я люблю миражи. Маленькие дети закрывают лицо руками, чтобы спрятаться. Я верю им, и перестаю замечать их, как только они делают это. Это правило игры, и его нужно соблюдать, чтобы и тебя не заметили, когда понадобится.
Время подходит и я возвращаюсь в здание аэропорта. Нас проводят в зал для конференций, и я замечаю, что два человека, видимо, из президентской охраны, выходят с огромными сумками. Переодевается ли он в самолете?
Конференция утомительна. Мы стоим. Лучинский блещет, отвечая на каждый вопрос по пятнадцать минут. Точнее – не отвечая. Этот человек, — говорит мне позже собкор «Итар–ТАСС», — политик прошлого, потому что он говорит общими фразами. Болтает по пустякам. Некрасиво. Не цветасто. Пустышка. Двоечник. Зато он сказал: «Есть такая страна, Катар». И поднял палец. Длинный, холеный указательный палец. Здорово бы было повесить на него в этот момент пальто, подумал я.
Журналисты стоят кружком. Лучинский улыбается. Он похож на крокодила, а я – на хомяка. Мэр Кишинева Урекяну, — он тоже здесь, — вылитый суслик из мультфильма «Как мы горох делили». Хотя нет, на суслика скорее похож премьер Стурза. Большой статный суслик стоит на пороге норки и выглядывает: где там новый кредит под гарантии правительства и под расхищение? А Урекяну – на хомяка. Значит, мы с ним похожи? Где‑то допущена ошибка. Я облажался в сравнениях.
У меня нет диктофона и я делаю вид, что записываю на бумагу. Коллеги косятся. Один, из «Независимой Молдовы», поразил меня носом. Огромным волосатым носом. Я торжественно клянусь себе подстригать волосы в носу по достижении тридцатилетнего возраста. Я обещаю, мама. Мы разобьем врага и я вернусь домой в генеральской форме с чисто подстриженными волосками в носу. Так надо.
Лучинский уходит. И по какой стране не лежал бы его путь, люди скорее почитали его за злыдня – оборотня, чем за человека. Интересно, есть ли что‑нибудь про нас – него, меня, журналиста из «Независимой» с волосатым носом, суслика — Стурзу и хомячка — Урекяну, про Молдавию и наш выцветший трехцветный флаг на здании аэропорта, — есть ли что‑нибудь про это в книге пророчеств Нострадамуса? И знал ли что‑то мэтр – предсказатель об истинной истории Молдавии, которую напишу я, просто так, ради любопытства. Так ее никто еще не писал. Учебники истории здесь пишут из‑за денег, политических убеждений. А просто так никто еще не писал. Ленивый народ.
Я очень люблю место, где Кишинев заканчивается Воротами города, — двумя большими зданиями в виде калитки. Здесь заканчивается наша Ойкумена, и мне кажется, что и остальной страны за этими воротами нет. Тут всегда ветер и хочется улететь вместе с ним, и, может быть, с флагом, который порыв ветра сорвет со стены. Но побывать здесь получается редко. Поэтому я очень благодарен Петру Кирилловичу Лучинскому, который купил нашу газету, и встретить которого в аэропорт меня послал редактор, которого даже покупать не надо было. До того податлив и глуп. На самом деле я поехал встретить ветер и край ойкумены, полотнище флага и запах осени в разгаре, — он ничем не отличается от запаха весны, свежей земли и иллюзий о далях дальних. Мы встретились и вот сейчас я возвращаюсь.
Меня подвозит в город тот самый «Итар–ТАСС». Его фамилия Демидецкий, он славный и когда‑то купился на моего «питона». «Питон» – это заметка про нового молдаванина, который завел себе этакую ползучую гадину, и та его задушила. «Питон подкрался незаметно» называлась. В смысле – пиздец. Вместе с питоном. И еще неизвестно, кто раньше. Ту заметку пустили по всем каналам (как бумажный кораблик, что ли?) многие агентства. Ну и хрен им – работают мало, получают много, а у сироток расклеиваются картонные башмаки. Но Демидецкий не обиделся. А Лучинский бы обиделся. С другой стороны, Лучинского бы хрен взяли в собственные корреспонденты «Итар – ТАСС». Точно говорю. Я спрашивал.