– Годится, – Серый встал. – Хранитель моего брата посадил, на золоте его взял. А за братом убийство было, двадцатку получил. Давно мечтаю скальп с Суханова снять… Но метеостанцию мы сами проверим…
– Да уже договорились, – кивнул Ксендз.
– Чего тебя менты таскали? – наливая пива, спросил плечистого одноногого мужчину рыжеволосый толстяк.
– Да так, – отмахнулся тот. – Дела давно забытых дней. В общем, можно сказать, просто делают вид, что ищут.
– Кого? – непонимающе спросил третий, здоровенный бородач.
– Помните, я вам о брате Хранителя говорил? – взяв кружку, сделал глоток одноногий. – Когда еще я ментам говорил, но им по хрену было. Мол, тебе спьяну привиделось. А я как сейчас помню, – он снова отпил пива. – Кровью было написано. Прокопенко, участковый наш, поверил мне, даже в УВД ездил. Но его на хрен послали… А я до сих пор помню. Хранителя недавно встретил и ему сказал. В общем, он тоже поверил и теперь найдет этого козла и спросит за смерть Валерки и Наташки с детишками. Они мне всегда на похмелку давали. Я зашел и вижу, – он судорожно выдохнул, – Наташка лежит голая, горло перерезано, и детишки валяются, им просто головки разбили. Я вылетел и орать начал. Потом снова вернулся. Подошел к Наташке и вижу – около ее рук кровью написано: Прокопенко. Я поискал Валерку, не нашел. Его в сопки уволокли, под утро там нашли. В общем, кто-то надпись стер. Видно, в деле с бандитами были.
– Бандиты, – усмехнулся здоровяк. – Мы, когда загуливали в сопках, детишек сроду не трогали. Западло детей мочить. И беременных баб. А уж насиловать – тем более, – кивнул он. – Ладно, – вздохнув, здоровяк поставил на стол бутылку водки. – Из-за таких воспоминаний и дернуть не грех.
– Точно, – кивнул толстяк. – Помянем Наталью, Валеру и детей ихних.
– А ты не думал, что тебя ухлопать могут? – спросил полный. – Ведь если какой-то мент надпись стер, получается, он и про тебя узнает.
– И хрен с ними, – отмахнулся одноногий. – Все равно это не жизнь. Пенсия хрен да чуть-чуть. Мать болеет, у нее пенсия и то больше. Сонька, сучка, замуж вышла и сына моего уже против настроила. Усыновил его этот гребаный Федоров. И…
– А чего ж ты согласился-то? – спросил толстяк. – Без твоего согласия…
– Пацану отец нужен, – вздохнул одноногий. – А какой из меня отец? Пьянь я подзаборная. Поэтому, собственно, и согласился. Я злюсь, понятное дело, но понимаю, что Сережке так лучше будет. Если бы шатун тогда меня не поломал, может, и жизнь по-другому пошла бы. А так, – он провел рукой по бедру до колена и усмехнулся. – Долго привыкал, что после колена ничего нет, – процедил он. – В общем, хорошо еще, что вы есть, а так бы давно в петлю залез, – кивнул он.
– Это ты брось, – похлопал его по плечу здоровяк. – Пусть вешаются другие. А мы поживем, – усмехнулся он. – Скоро охота, утки, вот и деньжата снова пойдут. А потом ягоды, грибы. В общем, ты особо не впадай в уныние. Пока держимся. Понятное дело, матери твоей плохо. Но жизнь такая. Я вот вроде и здоров, а толк какой? На работу не берут никуда. Две ходки в зону, и все – на хрен никому не нужен. В артель хотел, но, как узнали, что я последний срок за золото мотал, сразу руками замахали. И Танька ушла. Сейчас в Сусумане в банке работает. И я не в обиде на нее. Хорошо еще детей не сделали, а то бы тоже переживал. В общем, все нормально. И с голоду не дохнем, и выпить почти всегда есть. Просто сейчас весна началась, в сопки ходить стремно. Запросто на мишку нарвешься. А ты знаешь, что это такое? Как потеплеет, начнем куропаток щелкать, может, зайца подстрелим. Рыба опять-таки…
– Ну, слава богу, – проговорил вошедший Матвей Федотович. – Потепление пошло, осадков не будет. Солнце, днем до плюс десяти. Но кое-где ноль – минус два, но все равно весна подошла. И знаешь, – посмотрел он на Суханова, – жалко мне с тобой расставаться. Спасибо тебе. Я с твоим отцом знаком был, – признался он. – Просто напоминать не хотел. Все-таки он был мужиком хорошим, и я понимаю тебя. Если уж мы скоро расстанемся и вряд ли еще когда-нибудь встретимся, хотел тебе кое-что сказать. Понимаешь, отец твой частенько Островной мыс проведывал. Не знаю, что он там делал, но часто там бывал. Брата твоего Валерия я тоже раза два-три там видел. Так что ты сходи и пошарь там. Может, чего и найдешь. Я тебе хотел это перед твоим уходом сказать, но что-то на душе неспокойно. И знаешь, меня предчувствие ни разу не обманывало. Поэтому и говорю про отца твоего и брата. Камень там скользкий, запросто сорваться можно. Я, – кивнул он, – признаюсь, спрашивал и отца твоего, и брата про эти дела японские. Ни тот ни другой ничего не отвечали, а просто разговор про другое заводили. Валерка на милицию надеялся, что найдут тех, кто отца убил. Но так и не нашли. И его через три года убили. А вот за что Наташку, жену его и детей…
– Да потому, что узнала она одного, – процедил Леонид. – Прокопенко. Он из ментов, и Наташку хорошо знал. Часто в гости к ним ходил. Он тогда в Ягодном работал в УГРО, и если что случалось где-то рядом со Штурмовым, обязательно заезжал. А тут и компанию с собой привез. Найду я его, и он мне каждого назовет, – в голосе Суханова прозвучала неприкрытая угроза.
– А не лучше будет, если ты в полицию его сдашь? – вздохнул Матвей Федотович. – Ведь тебя за убийство посадят, и надолго. Так что подумай об этом, Леонид, – вздохнул Матвей Федотович.
– А кому я нужен? – усмехнулся Суханов. – Нет у меня никого, так что как будет, так и будет. Сидеть я не стану, – качнул он головой. – И в ментов стрелять тоже не буду. Застрелюсь, и все дела. Но эту сволоту, которая брата и Наташу с детьми убила, убью не раздумывая. Прокопенко я найду. Собственно, я знаю, где он может быть. Ну, а если там нет, то она скажет, где он. Мне нельзя не сказать, – усмехнулся он. – Меня не интересует клад или что там зарыли японцы, мне нужны убийцы брата и его жены с детьми. Отца убили другие. Почерк не тот, и пытали по-другому. Я сейчас только о Прокопенко думаю. Он мне нужен…
«Господи, – увидев его налитые ненавистью глаза, подумал Матвей Федотович. – Просто представить страшно, что он с этим Прокопенко делать будет. И тот ему обязательно назовет всех».
– Да, – вздохнул он. – И все-таки ты подумай о том, чтобы отдать их органам. Каждый получит пожизненное, ну, кто-то по двадцать пять. Это же подумать страшно, хуже смерти. Это мучение на всю оставшуюся жизнь. А ты просто убьешь, и все. Поверь, это не расплата за то, что они сделали, – качнул он головой. – Конечно, я понимаю, что убивать сразу ты не будешь. Ты не из тех, кто стреляет, не думая.
– Я слово офицера дал над могилами брата и Наташки, что казню их лично, – вздохнул Леонид. – И я сделаю это.
– Хорошо, – кивнул Матвей. – Но представь, что ты сможешь казнить только двоих, ну троих. И то вряд ли. Уже после Прокопенко тебя начнут искать. Я бы на твоем месте нашел Прокопенко, узнал об остальных и передал всех в руки полиции.