Что мы знаем о дальнобойщиках? Что они никогда далеко и надолго от своей машины не отходят, тем более если машина с грузом. Тем более если она стоит на таможне, где полно всякого ворья. И если водителя нет в машине, то он… Правильно, под машиной.
Я сел на корточки и заглянул под тягач. Так и есть, здоровенный мужик в промасленной одежде валялся на асфальте и крутил какие-то гайки.
— День добрый, — сказал я.
— Для кого и добрый, — ответил он.
— Простите, что отвлекаю. — сказал я. — Но вы случайно не Витя?
— Кому Витя, а кому Виктор Палыч. И совершенно не случайно. Ключ на двадцать два подай.
Я огляделся вокруг и заметил, что сижу посреди множества разбросанных по асфальту железок. Все железки были грязными, и мне не особо хотелось к ним прикасаться, тем более что руки тут мыть негде.
— Рожковый? — спросил я.
— Накидной.
Я взял накидной на двадцать два двумя пальцами и протянул под фуру. Ключ был еще и горячим, неудивительно, он ведь на солнце лежал.
— Надолго тут у вас?
— Да нет, — сказал он. — Так, пару болтов подтяну, чтобы потом не мудохаться. А ты от Славика, что ли?
— Типа того.
— И как успехи?
— Можно ехать.
— Сейчас и поедем, — сказал он. — В кабине пока посиди, да?
— Ага, — сказал я, но в кабину не полез.
Что я, дурак, что ли? Там же сейчас как в парной, а я ни шлепанцев, ни полотенца с собой не захватил.
Отошел в относительную тень, отбрасываемую полуприцепом, и закурил сигарету. И тут же мое внимание привлекла разворачивающаяся рядом с соседней машиной драма.
Действующих лиц было трое. Широкоплечий кряжистый мужик средних лет в синем комбинезоне на голое тело и с прилепленной к верхней губе папиросой — очевидно, водитель. Рядом с ним прыгал маленький, толстый и плешивый азиат, хозяин груза. Третьим был таможенник, как обычно молодой, в белой рубашке и с чрезвычайно усталым лицом.
— Слюшай, дарагой, — говорил азиат, — какой-такой сертификат-шмертивикат, а?
— Обычный сертификат, — отвечал таможенник. — Соответствия, выданный российскими органами Госстандарта. Вы не можете торговать своим товаром на территории Российской Федерации без сертификата соответствия и гигиенического сертификата, выданных российскими же органами сертификации.
— Слюшай, дарагой, пока я все эти бумажки-шмамажки оформлю, у меня весь товар испортится, да.
— А это уже не мое собачье дело есть, — сказал таможенник. — Может, у вас там зараза какая. Атипичная пневмония, например.
— Какая зараза? Хароший виноград, три дня назад еще на веточках висел, да.
— Ага, — сказал таможенник. — Ты уже вторые сутки здесь паришься, так что, ты его вместе с деревьями привез, что ли?
— Зачем с деревьями, да? Обижаешь, дарагой.
— Жарко тут, — сказал водила. — Скоро вонять начнет. Я тебе говорил, Хасан, термос тут не пойдет. Рефрижератор надо было брать.
— Э, какой-такой рефрижератор-шрефрижератор, сколько твой рефрижератор стоит, а?
— На машине сэкономил, в товаре потеряешь.
— Зачем потеряешь? — обиделся азиат. — Слюшай, дарагой, помоги, а? Хочешь, я тебе винограда дам, а? Хароший виноград.
— На хрена мне твой виноград, — сказал таможенник. — Бабки есть? Бабки давай.
— Будут бабки, будут, как только виноград продам. Сколько скажешь заплачу, только дай бумажку, а?
— Нет бабок, нет и бумажки, — сказал таможенник. — У нас ведь как? Утром — бабки, вечером — бумажка. Вечером — бабки, утром — бумажка. Но бабки вперед.
— Слюшай, дарагой, давай так договоримся: утром — бумажка, через два дня — деньги. Можно так, а?
— Можно, — сказал таможенник, — Но бабки сначала.
— Вах, — сказал азиат. — Нету сейчас бабок, понимаешь?
— Понимаю, — сказал таможенник. — Тебя с терминала выпусти, только тебя и видели. А мне потом что, по всей Москве тебя искать?
— Зачем искать, сам привезу, дарагой.
— Ага, — сказал таможенник. — А потом догонишь и еще раз привезешь.
— Обижаешь, дарагой. Возьми виноград, а?
— Ага, — сказал таможенник. — Ужо. Хотя подожди. — Он лениво вытащил из кармана мобилу и неторопливо набрал номер. — Вась? Как сам? Как жена? Дети? И я потихоньку. Слушай, тут тема такая, тебе в твой магазин виноград нужен? Чей? Чей виноград-то у тебя?
— Узбекский, — тут же среагировал воспрянувший духом азиат. — Узбекский, пальчики оближешь, да.
— Узбекский, — сказал таможенник в мобилу. — Почем он сейчас? Ага. Сорт какой?
— Дамские пальчики. — сказал азиат. — Сладкий как мед.
— Дамские пальчики, — сказал таможенник в мобилу. — Ага. Не, документов нету. На кой тебе документы, если проверка, просто Степану позвони. Ага. Как обычно, в пополаме. Ага. — Таможенник убрал трубу. — Значит, слушай сюда, Хусейн…
— Хасан, — сказал азиат.
— А мне один хрен, — сказал таможенник. — Через два часа сюда подъедет «газелька». Ты туда виноград сгрузишь сколько влезет, да? А вечером меня найди, я тебе бумажку выдам. И считай, что дешево отделался. Без претензий?
— Какие претензии, дарагой! — затараторил азиат. — Уважил ты меня, спасибо. Возьми и себе, хоть ящик, а? Жене, детям…
— Неженатый я, — сказал таможенник.
— Ну сам поешь, друзей угостишь… — не сдавался азиат.
— Отвали, — сказал таможенник. — Вечером меня найди.
— Спасибо, дарагой, — рассыпался в благодарностях азиат, но таможенник его не слушал.
Он уже шагал в сторону здания, когда у него снова зазвонил телефон.
— Алло? Не, Вась, пива пока нету. Весь конфискат я тебе на той неделе отправил. Слушай, вечером две фуры из Германии должны прийти, там посмотрим. Ага. Ладно, бывай.
— Волки, — сказал азиат, когда таможенник уже не мог его слышать.
— Жадный ты, Хасан, — философски сказал ему водила. — У самого винограда — двадцать тонн, а сколько в ту «газельку» влезет? Полторы от силы, и то если его ногами трамбовать.
— Все равно волки, — сказал Хасан и тоже побрел куда-то. Подсчитывать прибыль, наверное.
Минут через двадцать Виктор Палыч вылез из-под машины, утер лоб грязной тряпкой, очевидно служившей ему носовым платком, и взгромоздился в кабину.
— Поехали, что ли? — спросил он.
— Поехали, — сказал я.
Насчет парной в кабине я оказался прав. Уже через тридцать секунд пребывания внутри «МАНа» рубашка моя промокла насквозь, а брюки начали липнуть к ногам. Кондиционера в кабине явно не наблюдалось, так что я открыл окно и возложил все свои надежды на встречный ветерок. Хотя какой в Москве, к черту, ветерок?