Вдруг вспомнился анекдот, рассказанный вчера Кирюхиным. Двое курсантов подрядились к бабке забить кабана. Хлев ходил ходуном: визг, крики, удары… Наконец, выходят, вытирая лбы.
«Ну, что, хлопцы, забили?» — «Забить не забили, но вломили по первое число!»
«Вот и мы сейчас забить не забьем, но вломим по первое число!»
С этой азартной мыслю, Макаров бросился в атаку. Его четверка сразу же сломала почти парадный воздушный строй. И завертелась карусель! Карусель смерти.
Это была яростная сечь пропеллеров и пулеметов. Мелькали крылья и хвосты, сверкали фонари и солнечные блики на крыльях. Да и само солнце прыгало с горизонта на горизонт и вертелось, как шарик рулетки. Небо, изрубленное на куски мечами винтов, падало на землю вместе с обломками самолетов.
Макаров потерял из виду всех своих в этой кутерьме. На пару секунд глаза выхватили, как «ишак» лейтенанта Волкова рубанул винтами хвост «юнкерса», и оба пошли вниз. Он не успел проследить, что было дальше — пришлось уворачиваться от трасс идущего почти в лоб мессера. Очередь прошила фанерное крыло, но в стороне от бензобака. Шесть дырок с рваными краями изуродовали лакированную плоскость.
Оглянулся — сзади Дрозд. Молодец! Потерялся, вернулся и занял свое место. А где Мамедов? Мамедова так нигде и не увидел. Неужели сожгли? Бомбардировщики в беспорядке уходили на запад, сбрасывая бомбы куда ни попадя. «Мессеры» надеялись добить дерзкую пару и заходили на боевой курс уже со стороны солнца, которое немало поднялось в свой особенный день — день самого дальнего удаления от Земли, в день солнцеворота. От скольких людей в это черное воскресенье оно ушло, отвернулось раз и навсегда…
Макаров бросил машину в крутое пике, благо «ястребок» позволял маневрировать быстро и резко. Он вывел истребитель в горизонтальный полет почти над самыми макушками елового леса. Но лейтенант Дрозд не успел за ним и попал в перекрестье двух сошедшихся на нем трасс. Брызнули стекла фонаря, полетела фанерная щепа… Изрешеченная машина закружилась сухим листом… Земля отметила место его падения огненным высверком и шапкой черного дыма.
Макаров уходил на свой аэродром один. Боезапас расстрелян, топливо на пределе. Но зеленая спираль Щары показала кратчайшее направление на Россь и он, оторвавшись от погони, скоро увидел родную посадочную полосу. Вдоль нее все еще дымили так ни разу и не взлетевшие машины, поврежденные предутренним налетом. Шасси, несмотря на пробитые крылья, благополучно выпустились, и все три колеса побежали по укатанной земле. Еще не дорулив до деревянной будки КДП, Макаров увидел, как к его машине бежит наперерез какая-то женщина. Он узнал ее почти сразу — Ольга, официантка летной столовой. За ней мчались двое — старший лейтенант Кирюхин и техник его машины сержант Зимовец.
«Что, они с ума сошли — за бабой в такое время гоняться?!» Макаров не успел толком возмутиться, как понял, что на аэродроме произошло неладное. И Ольга из последних сил прокричала ему одно лишь слово, которое он скорее прочитал по губам, чем расслышал из-за рокота мотора: «Немцы!»
— Немцы! — кричала Ольга, подбегая к остановившейся машине.
— Немцы! — эхом повторили это ненавистное слово Кирюхин и Зимовец, догонявшие ее.
Все было предельно ясно: немцы прорвались со стороны границы и захватили аэродром, который охранять-то было и некому. О чем Макаров не раз докладывал в штаб дивизии. Можно было, благо мотор еще не был заглушен, развернуться и улететь. А Ольгу, а Кирюхина с технарем здесь оставить? Но и в одноместный истребитель их не посадишь… Правда, майор Грицевец на Холхин-Голе вывез своего командира на том же И-16. Ну, можно Ольгу в кабину втиснуть, а остальных куда?
Макаров еще был весь в запале боя и потому решал задачи как истребитель — в секунды. Ольгу в кабину, остальных — на шасси! Продержатся как-нибудь минут десять-пятнадцать. За это время можно отлететь от Росси километров на полста… А садиться где? А садиться как?… Там разберемся, главное сейчас — улететь! В глазах всех троих такая надежда на спасение, что никого и не бросишь тут. «Всех возьму! — решил Макаров. — Будь что будет!»
— На шасси! — крикнул он. — Ремнями привяжитесь! Ольгу в кабину!
Его понимали с полуслова: Кирюхин вскочил на левую стойку, ухватившись рукой за откос, Зимовец — оседлал правую, уперев ноги в обтекатель колеса. Официантку посадил на плечи, заставив откинуться спиной на горб обтекателя. «Нет, так не войдет, свалится».
— Лицом вниз ложись! Руками обхватывай! Ноги в кабину!
Ольга покорно выполняла все указания. Он прихватил ее ноги наплечными ремнями. Ну, вот так-то лучше будет — задом вперед полетит, аэродинамика лучше. Как ни комичной казалась ее поза, Макаров, вминаясь затылком в мягкую попу — хороший подголовник, начал разгон. Навстречу по полосе уже бежали немецкие солдаты.
«Идиоты, куда ж вы лезете! Я же вас винтом посеку!»
Солдаты его поняли и разбежались по обочинам.
«Они же нас сейчас перестреляют!» — едва успел испугаться майор и довел сектор газа до предела.
Перегруженная машина не хотела отрываться от земли.
«Ох, кувыркнемся сейчас!»
Конец полосы стремительно приближался.
«Ну, давай, милый! Вытягивай!» — молил он своего издырявленного «ишака», выбрав штурвал на себя до упора.
Тросики элеронов натянулись до предела. Но вот передние шасси с трудом оторвались от земли, хвостовое колесо еще бежало по грунту, сотрясая машину. Однако и оно приподнялось в воздух. Стрелка скоростемера застыла на 110 км/час. Надо было подогнать ее хотя бы к 120… «Эх, ветерок бы под крылья! Тогда бы без проблем…»
Немцы изготовились к стрельбе с колена. Но увидев такой воздушный цирк, открыли рты: двое сумасшедших русских, скорчившись под крыльями, вцепились в стойки и подкосы шасси. А по фюзеляжу, за спиной пилота, распростерлась фрау со снесенными потоком волосами и юбкой. Они даже стрелять не стали в полной уверенности, что вся эта гроздь из человеческих тел и самолетных деталей вот-вот рухнет. Но «гроздь» не рухнула, она все же плавно поднялась в воздух и покинула пределы аэродрома. Только тогда солдаты пустили вслед улетающим «воздушным акробатам» несколько очередей…
Макаров почувствовал, как за шиворот ему потекло что-то горячее… Кровь? На секунду он провел по шее рукой. Нет, это была не кровь. Бедная пассажирка пустила от страха струю. Ну и ладно, лишь бы не кровь… Макаров похлопал Ольгу по заднице — не дрейфь! Самое страшное позади — в воздух поднялись. Нет, пожалуй, не менее страшное еще впереди — посадка: где и как?
Движок от небывалой перегрузки быстро грелся, температура масла угрожающе росла. Но упрямое поликарповское детище все же летело, распластав округлые куцые крылья. Пилотировать самолет, подавшись далеко вперед из-за мягкого пресса, давящего в спину, было чертовски неудобно. Задняя полусфера вообще не просматривалась, земля видна была лишь отчасти… Но триста метров высоты все же удалось набрать. Как там Кирюхин с Зимовцем? Крылья их загораживали. Но судя по сопротивлению воздуха — они еще держались. Надолго ли их хватит? А дальше куда? Компасная стрелка показывала 95 градусов — это восток, это хорошо… Но где наши и где теперь немцы? Куда садиться? На топливомер смотреть не хотелось. По всей вероятности, горючего хватит минут на пять-семь такого полета…