— Прости за беспокойство, — сказал он, превозмогая страшную лихорадку, — хотел поблагодарить от имени всего города.
— Не за что, — улыбаясь, ответил Христос, — не за что.
Был среди людей Пеппоне один такой с партийной кличкой Гром. Здоровенный и медлительный, как слон, и с головой у него было не все в порядке. Он входил в возглавляемую Серым «политическую команду» и исполнял в ней роль бронетранспортера. Если нужно было сорвать митинг или выступление политического противника, он шел впереди и остановить его было невозможно, а Серый и все остальные пробирались за его спиной аж под самую трибуну и свистом, мычанием и улюлюканьем затыкали любого оратора за две минуты.
Так вот, однажды Пеппоне сидел в парткоме со всеми окрестными главарями красных, и тут вошел Гром. Поскольку все знали, что, когда он идет, остановить его может разве что только танк «Панцер», главари расступились и дали Грому пройти прямо к письменному столу Пеппоне.
— Чего тебе? — раздраженно спросил Пеппоне.
— Я вчера жену побил. Палкой, — объяснил Гром и сконфуженно опустил голову. — Она сама виновата.
— И ты пришел мне об этом сообщить? — рассердился Пеппоне. — К священнику бы лучше обратился.
— Я и пошел к священнику, — ответил Гром, — но дон Камилло сказал, что теперь из-за этой статьи № 7 все изменилось. Он мне отпустить грех не может, это должен делать председатель партячейки.
Пеппоне стукнул кулаком по столу, заставив замолчать всех тех, кто уже хохотал в голос.
— Возвращайся к дону Камилло и скажи ему, чтобы он провалился к чертовой матери!
— Пойду и скажу. Но ты сначала должен отпустить мне грехи, — сказал Гром.
Пеппоне аж затрясся. Но Гром только головой качал.
— Я отсюда ни ногой, пока ты мне их не отпустишь, — промычал он. — А если не отпустишь, то через два часа я здесь все разнесу к чертовой матери, потому что это будет означать, что ты против меня что-то имеешь.
Тут было два варианта: или убить его, или отпустить ему грехи.
— Отпускаются тебе грехи, — заорал Пеппоне.
— Нет-нет, — проворчал Гром, — по-латыни и как священник, а то недействительно.
— Прощаются и отпускаются, — сказал Пеппоне, которого гнев так и душил.
— А епитимья? — поинтересовался Гром.
— Не будет.
— Здорово, — утешился Гром, развернулся и начал набирать скорость. — Полечу к дону Камилло, скажу ему, чтобы шел к чертовой матери. Будет кобениться, получит.
Дон Камилло ожидал в этот вечер прихода взбешенного Пеппоне. Но Пеппоне не появился. Он показался только на следующий день в окружении своей обычной свиты. Они расселись по скамеечкам перед приходским домом и стали болтать, обсуждая последние газетные новости.
В некоторых вещах дон Камилло был совсем как тот Гром, и он попался на эту удочку, как рыбка. Он тут же появился в дверях приходского дома с руками за спиной и сигарой во рту.
— Добрый вечер, отче, — добродушно приветствовали его все собравшиеся, поднося руки к полям шляп.
— Видели, батюшка, что в газете-то пишут? — Нахал хлопнул по газетной полосе. — Удивительные вещи происходят.
В статье рассказывалось о той знаменитой курице из Анконы, которую священник благословил, а она снесла престранное яйцо с выпуклым изображением священного содержания.
— Господня рука, не иначе! — самым серьезным тоном воскликнул Пеппоне. — Это настоящее чудо.
— Вы бы, ребята, поосторожнее с чудесами-то. Нужно сначала проверить, исследовать, не природное ли попросту это явление.
Пеппоне одобрительно покивал:
— Так-то оно так, хотя по мне такое яйцо уместнее было бы снести прямо перед выборами. А сейчас-то что, еще вон как долго.
Нахал захохотал.
— Наивный ты, командир! Весь вопрос, как дело поставить. Если нажать как следует, то будут нестись самые расчудесные яйца!
— Спокойной ночи, — отрезал дон Камилло.
* * *
На следующий день, проходя мимо здания парткома, дон Камилло заметил стенгазету с вырезкой об анконской курице и фотографией яйца. А под заметкой разъяснение: «По указанию отдела по работе с печатью ХДП католические куры приступили к предвыборной пропаганде. Прекрасный пример партийной дисциплины!»
Спустя сутки, когда дон Камилло стоял у окна, перед приходским домом появился Пеппоне со своей обычной свитой.
— Невероятно! — вопил Пеппоне, размахивая газетой. — В Милане курица снесла точно такое же яйцо, как в Анконе! Смотрите, отче!
Дон Камилло спустился, внимательно изучил фотографии как яйца, так и курицы, и прочел заметку.
— Эх, какую идею упустили, — вздохнул Пеппоне, — представляете, если бы нам первым это пришло в голову: «Курица вступает в партию. На следующий же день она производит яйцо с выпуклым изображением серпа и молота!».
Все повздыхали. Тут Пеппоне пришла в голову другая идея, и он ожесточенно помотал головой.
— Нет-нет, — сказал он, — у нас бы не прошло. У них-то все дело в религии, и этим все объясняется. А нам чудес творить не полагается.
— Вот так, одним в жизни везет, другим — нет, — вздохнул Нахал, — что тут поделаешь?
Дон Камилло воздержался от участия в дискуссии. Сказав «до свидания», он пошел по своим делам, а Нахал и Пеппоне помчались приклеивать на свою стенгазету новую вырезку с подписью «Еще одна пропагандистская несушка!».
Немного позже дон Камилло, так и не сумевший прийти ни к какому заключению, пошел к Распятию в главном алтаре посоветоваться с Христом:
— Господи, — спросил он, — что это?
— Дон Камилло, ты и сам все знаешь. Ты же читал газету.
— Читать-то я читал, но знать ничего не знаю и не понимаю, — возразил дон Камилло. — В газетах каждый может написать, что ему вздумается. Мне кажется, такое чудо невозможно.
— Дон Камилло, неужели ты не веришь, что Вседержителю такое под силу?
— Нет, — решительно ответил Дон Камилло. — Стал бы Господь Вседержитель заниматься нанесением рисуночков на куриные яйца!
— Нет у тебя веры…
— Это не так! — запротестовал дон Камилло. — Что не так, то не так!
— Ты не дал Мне закончить, дон Камилло. Я хотел сказать, что нет у тебя веры в куриц!
Дон Камилло растерялся. Он развел руками, перекрестился и вышел.
Утром он отслужил мессу, затем зашел в курятник, потому что ему захотелось свежего яичка, а Чернушка как раз только что снесла. Дон Камилло вынул яйцо из теплого гнезда и понес его на кухню. И тут земля ушла у него из-под ног.