Со сгустившимися сумерками заметно поменялось качество прохожих. Рабочий люд и семейные разбрелись по домам, и на улицах появилось много молодежи, что вносила в ночной город собственный темперамент, отчего он выглядел тревожным и в какой-то степени опасным.
Якимов Валерий был старшим группы и воспринимал свою работу как некую данность, не худшую и не лучшую из всех, – кому-то ведь нужно вытряхивать грязь из переполненных кабаков и делать улицы более чистыми. Так почему же не ему?
По району они кружили уже более часа, но ничего особенного не происходило. Горожане словно дружно взялись за ум: никто не дебоширил, не выставлял жену с детьми на улицу, не устраивал потасовок, не совершал краж и ограблений, а также прочих правонарушений, что могли бы изрядно подпортить картину с раскрываемостью преступлений или негативно отразиться на облике района. Конечно, можно допустить, что кто-то действительно отказался от прежнего образа жизни, но чтобы перевоспиталась половина города за прошедшие трое суток – никогда! А потому следовало продолжать патрулирование и дожидаться случая, пока кто-нибудь не подерется или в пылу личной неприязни не проломит обидчику голову.
– Вот ты скажи мне, Валера, – неожиданно прервал молчание тридцатипятилетний старший сержант Романчук, сидевший на заднем сиденье. – Почему он со мной так разговаривает? Мы ведь с ним в одном дворе росли. Большими друзьями были!
– О ком это ты? – спросил Якимов, повернувшись к сослуживцу.
– О Брынчуке.
– А что такое?
– Я ему говорю: «Привет, Егор…» А он знаешь, что мне отвечает?
– Ну?
– «К офицерам следует обращаться по званию». Настоял, чтобы я обратился к нему по всей форме.
– Как-то некрасиво получается, – сдержанно согласился Якимов. – Вы ведь вместе начинали служить.
– Я даже раньше него пришел в полицию. Потом он в академию поступил, до майора дослужился. А я вот все в старших сержантах хожу… И что же получается? Дружбе конец?
– А была ли в таком случае дружба? – пожал плечами Валерий.
– Тоже верно… Была ли?
Майора Брынчука, как и многие в отделе, Якимов недолюбливал. Начинал он с сержанта постовой службы и за короткое время сумел дослужиться до майора, многие предполагали, что на следующий год он, скорее всего, возглавит отдел после ухода на пенсию нынешнего начальника.
Секрет столь стремительной карьеры был прозрачен – Брынчук удачно женился на дочери заместителя мэра, который и занялся продвижением зятя по служебной лестнице. Все началось с того, что поначалу Егор охранял дом высокопоставленных чиновников и незаметно влюбил в себя дочь чиновника, которая вскоре не представляла себе жизни без объятий сержанта полиции Брынчука. Так что в одночасье на него свалились большая любовь, красавица жена, а в качестве бонусов – отдельная квартира в престижном районе и навороченный внедорожник, подаренные тестем на свадьбу.
Стремительная карьера воспринималась как должное – негоже зятю заместителя столицы бегать за жуликами со свистком в кармане и подбирать по подворотням бродяг и алкашей.
Так что Егор Брынчук был одним из немногих людей, у которых, куда ни глянь, – всюду хорошо!
– Помню, я как-то хотел у него до зарплаты тысячу рублей одолжить, – продолжал Романчук (было похоже, что обида приперла его всерьез), – и что, думаешь, он мне ответил?
– Отказал? – вяло отреагировал Якимов, заранее предвидя ответ.
– Не то слово! А ты, говорит, у алкашей лучше мелочь из карманов выгреби, чем у своего начальства до зарплаты клянчить…
– Так и сказал?
– Мне перекреститься, что ли?
– Не надо, – усмехнулся Валерий.
– Вот я и думаю, что же так паскудно устроена эта жизнь? Пашешь как черный вол, а концы с концами свести не можешь. Жене хотелось бы обнову справить, третий год в одном платье ходит. Дочь обижается, что в фонд класса деньги задерживаю. Там у них в школе вечно какие-то мероприятия происходят, так что без поборов никак! Ипотеку, будь добр, оплати. А ведь еще нужно есть и пить, как-то одеваться, – яростно принялся перечислять Романчук, загибая пальцы. – А другим просто падают откуда-то сверху все эти блага. Матушка моя говорит, что таким людям сам черт в кашу серит! Им уже и не надо ничего, а он им все подкладывает и подкладывает.
– Геныч, соглашусь с тобой, – уныло отозвался Якимов. – Так оно и есть.
– У меня к таким людям просто какая-то классовая ненависть просыпается. Хоть за вилы берись, чтобы все это дерьмо поменять! Вот мы сейчас должны проституток с точек разгонять да всякую грязь с улиц собирать, а они в кабаках элитные виски попивают.
– Знаешь, это жизнь так устроена – как ни старайся, как ни вылезай из кожи, а все равно отыщется какой-то человек, который будет удачливее тебя, богаче, чем ты. Так что к таким вещам следует относиться философски. И заниматься тем делом, что предначертано судьбой, – возразил Валерий Якимов. – Давай свернем на Болотную, в последнее время оттуда к нам нехорошие сигналы поступают.
С широкого проспекта, утопавшего в ярких огнях ночных заведений и освещенных витрин, свернули в переулок, тускло подсвеченный уличными фонарями. Где-то в середине переулка стоял «Мерседес» с открытой дверцей. Свет в салоне освещал полноватую фигуру водителя, откинувшегося на кресло.
– Вот скажи, чем этот хмырь лучше нас? – продолжал негодовать Романчук. – Почему он ездит на шикарном «мерине», а я на проржавленной «Ладе»? Может, он умнее, красивее, лучше меня? Откуда такая несправедливость берется? Или он знает какое-то заветное слово?
– Послушай, Романчук, это в тебе зависть клокочет, – сдержанно заметил Якимов. – Мы его не любим уже потому, что он разъезжает на крутой тачке, пьет дорогое вино и приводит в свою шикарную квартиру девочек, на которых мы даже глаз не смеем поднять.
– В твоих словах есть сермяжная правда, – с грустью согласился Романчук. – Но я все-таки хочу тебе заметить, что жизнь скверно устроена, согласись!
– Где-то, может, ты и прав…
– Вот глянь на него, натуральный жлоб! «Мерседес» припарковал на самом повороте, затрудняет движение, создает аварийную ситуацию, а еще и дверцу распахнул. Может, в «обезьянник» его определим для профилактики? Пускай посидит среди бомжей, подумает основательно, авось поумнеет.
– Перестань! – отмахнулся Валерий. – Ты же знаешь, его не за что задерживать. Сидит себе в машине, никому не мешает, да и движения особого нет, только мы с тобой разъезжаем… И то лишь потому, что у нас бессонница… Может, он бабу какую-то ждет, а мы ему весь кайф обломаем.
– Вечно ты в добродетель играешь. С такими вот жлобами нужно бодаться по-серьезному! Да глянь ты, – неожиданно изумился Романчук, – он, никак, водяру из горла хлещет! Ему хоть бы что! На нас даже не смотрит. Ему пофиг вся полиция! Точно тебе говорю, наш клиент!
Якимов всмотрелся в припаркованную машину. Мягкий свет салона освещал светлые кожаные кресла, высокую панель с приборами и водителя, одетого в приличный темный костюм, время от времени прикладывающегося к бутылке с большой цветастой этикеткой. «Может, там нечто иное, чем алкоголь? – засомневался Якимов. – Чего ему гусей дразнить?»