Мой дед наставительно произнёс:
— Любое сужение вариантов ведёт к проигрышу. Жёстко заданный вектор может быть тактически выигрышным, но стратегически рано или поздно обречён на провал. Обдумывайте ситуацию сами.
В его голосе читалась ирония.
— Ладно. Я уступаю место Карелу, — решил дед. — Если я попытаюсь идти самостоятельно, мы тут застрянем на пару недель.
Рептилоид упруго встряхнулся, и я спросил:
— Карел, а ты знаешь, что предположил дед?
— По условиям нашего соглашения я не могу контролировать его мысли, — быстро ответил счётчик.
Наверное, это навсегда останется утверждением, которое я не смогу проверить.
Но выхода не было, и я молча кивнул.
— Ещё километров пять, — сказал Данилов. — Верно? Пётр, а если мы там ничего не найдём?
Победителей, как известно, не судят.
Я думал об этом, пока наша странная экспедиция продолжала путь по планете Тени. Может быть, я действительно не прав? И Данилов с Машей приняли единственно верное решение, приведя корабль Геометров к Земле?
Я ведь слишком привык побеждать. С самого детства. Даже когда случались в жизни поражения — все они были лишь раздражителем, трамплином для новых успехов. Все эти дурацкие олимпиады… «молодая надежда России»… «будущая гордость Отечества»… Училище, космофлот… Да, никаких особых жизненных амбиций у меня не было. Зато уверенность в том, что любое начатое дело окончится победой, никогда меня не оставляла. Даже когда я сажал несчастную «Спираль» на шоссе, под всей паникой, под злостью и покорностью судьбе оставалась уверенность — справлюсь.
Победителей не судят, но почему я решил, что смогу победить и в этот раз?
Если цивилизация Тени окажется ещё большим злом, чем Конклав и обитатели Родины? Если мы просто не в силах будем её понять — как, возможно, случилось и с Геометрами? Если эти планеты пусты?
И последнее предположение казалось всё более и более обоснованным.
Данилов начал насвистывать мелодию, безбожно фальшивя, и я узнал её не сразу. «На пыльных тропинках далёких планет»… Впрочем, следов мы не оставляли — эта планета казалась хорошо убранной и пропылесосенной.
До той точки, которую корабль обозначил как «нехарактерную структуру», оставался какой-нибудь километр. Но я не видел там ничего, абсолютно ничего. Никаких сооружений, никаких энергетических вихрей, ничего, что только можно было бы принять за проявление иного разума.
Равнина. Пригорок. Звёздный свет. Мы шли вперёд, счётчик по-прежнему уверенно вёл нас, но с каждым шагом меня всё больше и больше охватывало отчаяние.
— Мне очень жаль, — вдруг сказал Данилов. — Пётр, ты слышишь?
До боли в глазах я всматривался в залитую разноцветным сиянием пустыню. Может быть, за холмом?
Вот только что там может скрываться?
— Мы вполне можем исследовать другую подобную аномалию, — произнесла Маша. — Или полетать над планетой. Корабль же способен на атмосферные полёты?
Это было сказано вполне доброжелательно. Примерно с тем же снисхождением я отнёсся к Маше и Данилову после их пленения — когда они убедились, что выхода нет и сопротивляться не стоит.
Только счётчик молчал. Топал вперёд целеустремлённо и неутомимо. Он-то и впрямь был на моей стороне, вряд ли их цивилизацию устроит альянс Земли и Геометров, а уж тем более — потеря привилегированной роли живых суперкомпьютеров. Но неужели он ещё не понимает — орешек оказался нам не по зубам? То, что напугало Геометров, останется для нас непостижимым… значит, мы не сможем вмешаться в надвигающиеся события.
— Карел, ты видишь там хоть что-нибудь необычное? — спросил я.
Рептилоид ответил не сразу. Остановился, задрал голову. Потом попросил:
— Возьми меня на руки.
Я поднял его со странным ощущением — в моих руках, укрытые в маленьком теле, были сейчас два разума… вероятно — одни из самых острых в Галактике. Плоть хрупка. Слишком хрупка для силы, которую ей приходится вмещать.
— Подними выше, — приказал рептилоид.
Выжав его вверх, я застыл. Странную группу мы представляли — человек с серым вараном на воздетых к небу руках.
— Вижу, — спокойно сообщил рептилоид. — Опускай.
— Что там? — спросил Данилов. Голос его напрягся.
Глаза рептилоида сверкнули.
— Человек.
— Что? — Данилов посмотрел вперёд, наклонился над рептилоидом. — Где?
— За холмом. Человек. Один. Движется навстречу.
Через мгновение мы уже бежали вперёд. Подъём был пологим, нетяжелым, рептилоида мы опередили вмиг, но ничего, совершенно ничего необычного не видели.
Пока не достигли вершины холма.
Бежавший впереди Данилов застыл, присел в стойке стартующего бегуна, словно пытаясь спрятаться. Рядом замерла Маша. Я остановился между ними, всмотрелся.
Метрах в ста от нас стоял человек.
Кажется — девушка. Кажется — молодая. Звёздная иллюминация позволяла различить лишь фигуру и длинные волосы, но не черты лица.
— Ну вот, — неожиданно спокойно сказал мне Данилов. — Ты оказался прав, парень. Хотя бы в чём-то…
Человек не шевелился. Стоял, подняв голову, глядя на вершину холма, на нас. Казалось, что особого удивления он не испытывает. Словно на бесконечных пустынных просторах люди встречаются постоянно.
Люди?
А ведь Карел не удивился тому, что нам встретился гуманоид! Неужели — ждал именно этого?
Я отстранил Данилова. Вышел вперёд. Поднял руку, пытаясь обратить на себя внимание.
Фигурка шевельнулась. Тоже махнула рукой, плавно, неторопливо. И двинулась навстречу.
Вот и контакт!
Шаг, другой… Я вдруг увидел, что девушка — именно девушка, теперь сомнений в этом уже не оставалось — шла не совсем к нам. Куда-то вбок… на каменистый пятачок, чем-то неуловимо отличающийся от остальной пустыни. То ли выглаженный ровнее, то ли более тёмный — словно над ним не властен был звёздный свет.
— Стойте! — крикнула Маша. — Подождите!
— Эй! — завопил Данилов.
Мы поняли, что сейчас произойдёт, одновременно. Но ничего поделать уже не могли. Девушка замедлила шаг, будто колеблясь. Да что же это такое, неужели наши крики и жесты не вызывают у неё ни малейшего любопытства?