Мастер Альба | Страница: 53

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

– Ничего необычного, – сказал Йорге. – Представь, что несколько человек торопливо идут по болоту…

ТЁМНЫЕ ГОСТИ

Они торопливо шли по болоту, хлюпая и разбрасывая в стороны тяжёлые брызги: Португалец, согнувшийся, с лежащим на плечах облепленным тиной подростком, за ним, подпрыгивая и высоко вскидывая цыплячьи тонкие ножки, три белоголовые девочки, одна другой меньше, и, наконец, подобравшая повыше край длинной юбки взволнованная Абигаль с корзиной, наполовину заполненной ягодой. Добрались до протоки, влезли в лодку и через пару минут выбрались на подножие острова. Принесли мальчика в дом. Притопавшие сюда же, притихшие внимательные птички сели, прижавшись друг к дружке, на лавку под раскрытым окном, замерли: “что будет?”

– Его нужно отмыть, – неуверенно предположил Португалец.

– Нет, – ответила Абигаль. – Посмотри, не осталось ли на нём пиявок, накрой овчиной – и пусть спит. Потом приготовь лохань, в которой дочек купаем. Нагрей воды. А мне до того, как он очнётся, нужно целебных травок собрать.

Через час всё было готово. Дымилась облитая изнутри крутым кипятком дубовая лохань, набухшим тёмным бурым пластом томились в горячей воде пучки трав. Абигаль, невесомо переступая босыми ногами, облепленными мокрыми лесными хвоинками, кипятила поднятое из погреба молоко. Когда оно вспенилось и полезло из кастрюльки наружу белой шевелящейся шапкой, хозяйка быстро сняла его с огня и переставила на сделанный Португальцем круглый, маленький, очень удобный кухонный стол. В молоко отправились ложечка масла и ложечка мёда, и ещё горсть жёлтых цветков растения, именуемого “зверобой”. Затем Абигаль наполнила горячей водой лохань и стала пригоршнями опускать в неё размокшие, вязко склеившиеся травы. Передняя, каменная половина дома наполнилась тягучими, лесными, волшебными ароматами.

– Чистотел, – приговаривала вполголоса Абигаль, – все болячки с кожи снимет, подорожник – дорожку из немощи укажет, папоротник – к жизни вернёт, семь синих цветочков травы, названия которой не знаю, – водицу развеселят и – листья дуба, чтобы всё это силой наполнить.

Во все глазки, затаив дыхание, смотрели с лавочки белоголовые птахи.

– Горячо, – сказала Абигаль, опустив на мгновение руку в лохань, – но минут через десяток будет всё в самый раз. Теперь можно найдёныша попоить.

Португалец осторожно приподнял голову бесчувственного мальчишки, и Абигаль стала вливать, расцепливая его маленькие стиснутые зубы, по пол-ложечки горячего заправленного молока. Оно бело-жёлтыми струйками вытекало наружу. Но вот мышцы на тонкой шее дрогнули, сократились – найдёныш сделал глоток. А потом так и выглотал почти треть чашки.

– Пять минут – и он очнётся, – пробормотала довольная Абигаль.

– А если нет? – посмотрел на остывающую лохань Португалец.

– А зверобой? – вопросом на вопрос ответила Абигаль.

И в этот момент мальчишка вздохнул, раскрыл блеснувшие зеленовато-серым глаза и вдруг сел.

– Здравствуй, человек. Я – Абигаль. Это – мой муж и мои девочки. Это – наш дом. Мы нашли тебя на болоте. Мы тебя будем лечить. Ты что-нибудь можешь сказать? Если ты понимаешь меня, то хотя бы кивни.

Мальчишка, пристально смотря в её глаза, едва заметно кивнул.

– Хорошо. Очень, очень хорошо. Ты теперь полежишь вот в этой воде, – она с целебными травами, потом допьёшь молоко и будешь спать. Сколько захочешь.

Абигаль помогла ему влезть в зелёную, терпко дышащую воду и принялась смывать с него следы, оставленные болотом. И вдруг заплакала. Португалец с недоумением взглянул на неё, а она, потянув найдёныша за руку, чтобы он встал, сквозь слёзы быстро отметила и сосчитала раны и ссадины – как затянувшиеся, так и свежие. Усадив мальчишку обратно, она выбежала из дома. Прошло немного времени, и она вернулась. На ладони у неё лежала крохотная, смолистая, едва народившаяся еловая шишка.

– Вот это, – сказала она мальчишке, – положи под язык. Я буду лечить твои раны. И тебе будет больно. Но ты всю боль мысленно складывай в эту шишечку и молчи. Ну, мычи в крайнем случае. “М-м-м”, вот так, ладно?

Мальчишка кивнул головой, – мокрой, с длинными спутанными волосами. Положил шишечку под язык и, сидя спокойно и тихо, стал ждать.

– Мыла и дёгтя, – торопливо сказала Абигаль Португальцу, – и где у нас были новые варежки, из шерсти, колючие?

Смешали дёготь и мыло, и Абигаль, надев на руку колючую варежку, стала зачерпывать ею мыльную смесь с резким запахом и осторожно размазывать по отмытой коже мальчишки, проводя и по незакрывшимся ещё ранам. Он корчился, но молчал.

– Всё, – наконец сказала Абигаль. – Напои его молоком. – И затем – обращаясь к отмытому до пёстрой, в шрамах, розовой кожицы найдёнышу: – Теперь давай эту шишку мне в ладонь.

И поднесла к маленькому упрямо сжатому рту сложенную в ковшик ладонь. В этот ковшик мальчишка, наклонив голову, вытолкнул языком зелёный смолистый комочек. И Абигаль метнулась из дома, выбежала к краю острова и что было силы подбросила шишечку вверх, прошептав:

– Иди откуда пришло!

Затем быстро отвернулась, – чтобы не видеть, куда шишечка падает, и лёгкой походкой вернулась в дом.

Мальчишка был накрыт чистой небелёной холстиной. Португалец поил его оставшимся молоком. Когда найдёныш допил, его уложили на широкий топчан возле печки – уютное укромное место, где очень любили возиться после ужина девочки, – и он мгновенно уснул.

Спал он долго. Португалец озабоченно предлагал осмотреть его раны и, если потребуется, перевязать. На что Абигаль твёрдо отвечала, что всё, что нужно, – уже предпринято. Затем глава семьи обеспокоился тем, что мальчик всё не просыпается (истекали уже вторые сутки), но и это Абигаль не встревожило.

Мальчишка открыл глаза на исходе третьего дня. Португалец и Абигаль были в саду (они посыпали стволы яблонь золой – чтобы отпугнуть серую тлю), когда всполошенной стайкой прибежали три их босоногие девочки и сообщили, что “братик проснулся”.

Он действительно сидел на краю лежанки, кутаясь в свою тонкую небелёную холстину, и осматривался, вертя во все стороны головой. Когда прибежала взволнованная хозяйка, он, увидев её, улыбнулся – так чисто, так радостно и легко, что у Абигаль выступили нежданные слёзы.

Потекли день за днём. Огорчало лишь то, что мальчишка оказался немым. Он улыбался, кивал или отрицательно покачивал головой, но ни разу не произнёс ни слова. Это, однако, ничуть не мешало трём объявившимся сестричкам заполнить его присутствием все свои затеи и игры. Они увлекали его в известные им уголки крохотного собственного леса и добывали, например, то из норы, то из вороха сухих трав и веток подросшего ёжа.

– Это Бобо! – авторитетно заявляла самая младшая.

– Нет, это Гобо! – поправляли её.

Она не соглашалась, и тогда вспоминали, что Гобо любит, когда его гладят по брюшку. Не откладывая, принимались щекотать ежу бочок, а потом и брюшко – и ёж, приподнимаясь на ножках (а вовсе не лапках, как думают некоторые), поднимал переднюю, явно поощряя это почёсывание.