– Оставьте, какие нужно, следы, – распорядился Филипп, – а я – на постоялый двор. Время.
На постоялом дворе, где-то между трактиром и конюшней противно и нагло проорал кот. Адония вздрогнула, опустила руку, держащую бокал с вином.
– Мистер Генрих, – попросила она, – закройте окно. Там кот, – вдруг он в комнату вскочит!
– Ни в коем случае, не посмеет, – ответил чуточку пьяненький дворянин, послушно, впрочем, поднимаясь и закрывая окно.
Адония, поставив бокал, тоже подошла к окну.
– Мистер Генрих, – сказала она голосом, ставшим вдруг слегка хриплым. – Вы так милы… Так милы… Вы не могли бы пообещать, что простите мне одну дерзкую просьбу?
– Я?! Вам?! Всё, что угодно! Просите, нет, требуйте!
– Мистер Генрих… Позвольте я вас поцелую…
Дворянин, разведя руки, подняв брови домиком, с лицом, полным благоговения, склонил голову. Адония медленно обняла его за шею, порывисто вздохнула (грудь её вздрогнула и коснулась его груди; он замер), отвела на секунду лицо – и вдруг, в отчаянном, быстром порыве взглянула прямо перед собой и прижала к его губам свои дрогнувшие, полуоткрытые губы. Он издал короткий стон – почти писк, обнял её за плечи – как хрусталь, как невесомую драгоценность.
Понеслись вскачь бешеные секунды. Адония на миг отняла губы, сказала коротко, – почти приказала:
– Откройте глаза!
И продолжила поцелуй – теперь уже не торопливый и трепетный, а умелый и властный. Когда Генрих вдруг вздрогнул, она, до предела расширив зрачки, всё смотрела в его глаза, ловя в них уходящий свет жизни.
Филипп выдернул нож из его спины, и Генрих мягко сполз на пол.
– Хорошо ушёл мальчик, – сказала Адония. – Даже не крикнул.
Дверь номера была распахнута настежь. Когда трактирный слуга принёс ужин, то не пошёл дальше порога. С грохотом уронив поднос, он со всех ног бросился вниз, к хозяину. Страшная весть мгновенно облетела постоялый двор. Джек в два громадных прыжка взлетел наверх. Медленно, тяжело ступая, приблизился к телу. Длинная лента подсыхающей крови не оставляла сомнения в произошедшем. Джек сел на пол, положил голову Генриха к себе на колени. Стиснув зубы, с заметным усилием выдавливая каждое слово, стал читать отходную молитву.
– Нервы крепкие у слуги, – сказал вполголоса прошедший к остывающему камину Филипп. – Это похвально.
Джек поднял на него глаза, и Филипп, ответив спокойным и твёрдым взглядом, произнёс:
– В комнате порядок. Дорожный сундук не взломан. Ничего не взято. Это не ограбление. Это месть.
– Что? – глухо переспросил Джек.
– Месть. Те четверо, в трактире днём, помнишь? Ты вот что. Дождись полицию, найми кучера и полицейского. Деньги есть? Хорошо. Отправь тело к родным, домой. А утром приходи к въездным воротам. Думаю, тех четверых можно найти. Если решишься, я тебе помогу. На прокурорский розыск, как ты понимаешь, надеяться нечего.
Джек, почти не раздумывая, кивнул.
– Вот и хорошо. Завтра – у ворот.
Ранним утром старомодный экипаж, которому на закате своей службы пришлось стать катафалком, медленно выкатился из ворот и потащил свой скорбный груз к далёкому дому. Бывший возница проводил его только до ворот, где встал, привалившись к отпахнутой створке.
Затих вдали шорох колёс. Лицо Джеку обдували прохладные струи осеннего ветерка. А спустя полчаса послышался грохот копыт и из тумана вылетели два всадника. С ними была третья лошадь – без седока, но с седлом. Филипп бросил ожидающему их человеку поводья. Тот неторопливо, но опытным, ловким движением поднялся в седло.
– Почему ты помогаешь мне? – спросил Джек у озабоченного чем-то Филиппа.
– Я видел тебя в трактире, – сказал тот. – То, что ты сделал, достойно законного уважения. К тому же – мальчика жаль…
Он хлестнул свою лошадь и уверенно взял направление – обратно, в туман.
Через пятнадцать минут всадники встали на берегу неширокой реки.
– Надо ждать, – пояснил Филипп и, спрыгнув с лошади, сел на песок.
Ждали недолго. Вынесся из тумана ещё один всадник и, подскакав, торопливо заговорил:
– Есть след! Их видели вечером. Они жгли костёр и что-то варили. Но ночью незаметно ушли. Опытные ребята. Даже палатку оставили.
– Веди! – коротко распорядился Филипп, запрыгивая в седло.
Ещё через четверть часа все были на поляне с кострищем. Джек спрыгнул на землю, сунул руку в золу.
– Да, огонь догорел ночью.
Филипп повернулся к одному из спутников:
– Это точно они?
Вместо ответа тот показал пальцем на землю. Там, возле кострища, валялся обломок хорошо знакомого Джеку лезвия.
– Кто-то ушёл по их следу? – поинтересовался Филипп.
– А как же. Вьюн ушёл. Теперь нужно угадать, куда они могли направиться, да смотреть повнимательней. Вьюн обязательно пометки на пути оставит.
Однако пометку обнаружили только к полудню. Молодое тонкое деревце было надломлено, так что вершинка его касалась земли. Всмотревшись в ту сторону, куда указывала эта вершинка, Филипп спросил:
– Что у нас там?
– Большое село, – ответили ему. – Сейчас там – осенняя ярмарка.
– Мудро, – кивнул довольно Филипп. – Где же ещё спрятаться беглым людям, как не там, где побольше народу? Едем. Ты, Джек, держись в середине. Твоё лицо они, безусловно, запомнили.
Близился вечер, и ярмарка сворачивала торговые ряды. Наступало время еды, питья, развлечений. Всадники ехали неторопливым шагом, неброско, но внимательно оглядываясь по сторонам.
– Наши морячки на люди вряд ли выйдут. Судя по повадкам – не дураки. Сидят где-нибудь в чьей-то крытой повозке, да ужинают. А вот Вьюн, если он здесь, обязательно помелькает. Так что смотрите.
Но смотрели напрасно. Не было заметно ни матросов, ни Вьюна, который, кстати, ехал вместе со всеми и старательно оглядывался в поисках себя самого.
Вдруг Филипп направил лошадь в ту сторону, где собралась особенно большая толпа.
На трёх составленных вместе телегах было сооружено что-то вроде помоста с декорацией и занавесом.
– Кукольник будет давать представление, – подумал вслух кто-то, но вышло не так.
Откинулся полог и из-за него, пронзительно продудев в мятую жестяную трубу, выкатился толстенький человек.
– Леди и джентльмены! – закричал он. – Любезная публика! Прекрасная возможность для крепких мужчин! Заработать лёгкие деньги! Кулачный бой на пари! Со всемирно известным силачом и жонглёром! Которого зовут просто “Кусок Мяса”!
И, подхватив край полога, отбежал с ним в сторону, ликующе выкрикнув: