– Узнаю.
– Хорошо. Оружие не потребуется. Думаю – Вьюн тоже там, и о нас уже знают.
Ещё час, медленным шагом, щадя лошадей, добирались до главных ворот. Казавшаяся издали игрушечной, крепость на деле была целым маленьким городом. Помимо главных ворот проехали ещё две арки, три дворика и небольшую площадь, окаймлённую по периметру земляным невысоким бруствером с плотно высаженными на нём цветами. Обогнули круглую высокую башню, в которой совершенно не было ни дверей, ни бойниц. За ней открылся конюшенный двор и тёплые крытые стойла. Десятка два лошадей, находившиеся в отгороженных деревянными бортиками выгулах, были красоты и породы необычайной.
– Богатый монастырь, – сказал уважительно Стейк.
– Нет, – возразил не очень понятно Филипп. – Здесь забывают о том, что такое богатство.
Выбежали конюхи, приняли лошадей.
– Иди за мной, – сказал на ухо Джеку Филипп.
И они двинулись быстрым шагом по каким-то дворовым помещениям с навесами и без них, которые как-то незаметно превратились в комнаты и коридоры.
– Здесь, – шепнул Филипп, когда добрались до маленького, с каменными стенами, зала. – Спрячься и затаись.
Сбоку, в стене, была ниша, шагов пять в ширину и два в глубину, отделённая от зала длинной, в пять тех же шагов, решёткой. В решётке была такая же, из толстых кованых прутьев дверца. Джек послушно шагнул в неё, и она, лязгнув защёлкой-замком, за его спиной затворилась. А Филипп после этого просто повернулся и вышел.
“Тут что-то не так”, – кольнула Джека неприятная мысль. И она всё более укреплялась, по мере того, как шёл час за часом. Он внимательно обследовал камеру – которая именно таковой и оказалась, с узким каменным лежаком вдоль стены и отверстием в полу, в уголке, прикрытым толстой деревянной крышкой с деревянной же ручкой. Дверца и замок выглядели надёжными, сработанными умело и тщательно. Он хорошо это рассмотрел – в свете расположенных в двух углах зала масляных пузатых светильников.
Про него как будто забыли. За стенами, можно было с уверенностью сказать, прошли уже и утро, и день, и вечер.
Наверное, там, в большом, оставшемся за стенами мире, была глубокая ночь, когда дверь вдруг резко раскрылась, гулко ударившись о пристенок, и в залу вбежал человек. Джек обмер. Человек, по виду – крестьянин, лет сорока, здоровый и крепкий, был в разодранной, свисающей клочьями одежде. Глаза его сверкали безумием. У него на плечах, перебросив ноги на его грудь, сидела юная девушка – синеглазая, с распущенными светлыми волосами. До пояса её закрывала – впрочем, не очень успешно – шёлковая белая мужская рубаха с распахнутым воротом. Ниже были мужские же панталоны, заправленные в длинные кожаные сапоги со шпорами. В руке у девушки ярко пылал факел.
– Их-ха-а!! – пьяно прокричала она. – Не туда заехали! – и качнула ногой.
Человек под ней захрипел и, быстро развернувшись, побежал назад, и девушка ловко и хищно склонилась набок, минуя дверную притолоку. Прошёл ещё час. У Джека перед глазами качалось недавно увиденное: живот и бока человека-лошади, покрытые кровью и короткими зубчатыми ранами – следами от шпор.
Джек сидел на краю лежака, прерывисто и часто дыша. Голова странно кружилась. Вдруг перед глазами мелькнуло видение: Генрих, теперь уже мёртвый сын его хозяев, целует эту самую девушку – нежно, трепетно, с обожанием. Джек даже вздрогнул. А после этого дверь в зальчик снова открылась, и вошли двое, незнакомые, со странной ношей.
– Пытался решётку открыть? – спросил один, не обращая внимания на Джека.
– Дважды обследовал, – ответил второй, – но открыть не пытался.
– И ты всё время наблюдал, никуда не отлучался?
– Как можно! Могу рассказать по часам – что он делал. Хотя – и не делал почти ничего. Сидел, ждал.
– Нервы крепкие. Это похвально. У него, по-моему, будет шанс.
И после этого сказал уже Джеку:
– Сейчас ты поешь. Но сначала мы должны тебя обыскать. Повернись спиной и просунь руки через решётку. Свяжем, чтобы всё было спокойно.
– Рук не дам, – спокойно ответил Джек.
– Я так и думал, – так же спокойно сказал собеседник и кивнул пришедшему с ним.
Тот поднял длинную металлическую трубу, на одном конце которой были две рукоятки, разведённые в стороны на манер портновских ножниц, а на другом – натёртая воском верёвка, выползающая в виде петли. Просунув трубу сквозь решётку, её владелец быстро и точно набросил петлю на шею Джеку и, дёрнув к себе, затянул. Потом легонько сжал рукоятки “ножниц”. Петля сдавила шею. Джек задохнулся и побагровел. Петленосец подтащил его к самой решётке и стал держать, а второй тем временем отпер замок, вошёл внутрь камеры и, завернув руки Джека за спину, крепко их связал. Обыскал, забрав всё – даже костяную, со сломанным зубом, расчёску. После этого внёс за решётку два кувшина, корзину с едой и толстый, скрученный в тубу соломенный мат. Вышел, запер дверцу. Сказал равнодушно напарнику:
– Всё. Отпускай.
Тот разъял ножницы, высвободил шею пленника из петли.
– Ну а теперь – чтобы поесть – нужно развязать руки. Так что повернись-ка спиной, и руки в решётку просунь. Если хочешь.
Джек, недобро усмехнувшись, выполнил требуемое. Его развязали – и неторопливо ушли. Он, потирая запястья, открыл корзину. Присвистнул: “Меня что тут, откармливать взялись, как поросёнка?” Еды было – на четверых, и довольно изысканной. То же в кувшинах – в одном – вода, во втором – прекрасное, дорогое вино. “Хорошо живут”.
– Эй! – неожиданно для самого себя крикнул Джек в полумрак зала. – А где Филипп?
– Какой он тебе Филипп, бродяга! – тотчас откликнулся слегка отдалённый голос невидимого человека.
“Это тот, что с петлёй…”
– Слушай, а куда я попал? – спросил Джек наудачу.
Но голос больше не отвечал. Джек плотно поел, угостился вином. Раскатал на лежаке соломенную тубу, лёг и вытянулся.
Так прошли дня два или три. После этого, связав снова руки, его перевели в открытый, с высокими стенами, дворик.
– Здесь будешь жить два дня, – сказал уже знакомый ему носитель петли. – Это чтобы не затёк, сидя на одном месте. Разомни руки, ноги. Они скоро понадобятся тебе, поверь.
Джек поверил. Он целыми часами старательно бегал вдоль стен, приседал, размахивал руками. Всей грудью вдыхал прохладный и чистый осенний воздух. “Пока ясно только одно”, – думал он. – “Здесь не шутят”.
А через два дня он узнал, насколько здесь не шутили.
Был полдень, – не солнечный, но и без непогоды. Джека, снова связав руки, привели внутрь башни – идеально круглой, высокой, без крыши, и внутри – совершенно пустой. Но, как стало видно, это был не просто цилиндр, выложенный из камня, хотя и очень большой. Башня напоминала скорее кусок сыра, выеденного изнутри. В ней, по окружности, было множество чернеющих проёмов и нор, – то прямоугольных, то овальных. На высоте в три примерно роста внутренним кольцом по башне шёл балкон. С этого балкона была спущена верёвочная петля, которую надели Джеку на шею и вздёрнули вверх – до первого лёгкого натяжения. Руки же развязали. Он стоял и смотрел, как одного за другим в башню вводили людей, и так же, как его, пристраивали в петлю. “Десять”, – машинально сосчитал Джек, – и вздрогнул: последним привели ярмарочного кулачного бойца. “Вот тебе и работа посольским телохранителем”, – подумал Джек. – “Как, очевидно, и помощь в поимке убийц Генриха”.