Адония | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Нет. Никогда.

— И ленту мне уже не вернут?

— Лежи тихо, — прошептала Адония. — Сестра Люция, кажется, опять уйдёт к себе. Да, уходит.

— Куда «к себе»?

— В свою комнату, конечно. У сестёр у каждой своя комнатка. Кровати у них с занавесками, и половички на полу. И шкафчик есть, и комод, и столик.

— Ты что же, была?

— Нет, конечно. Из коридора видела. Нас иногда посылают в их коридор какую-нибудь сестру позвать, мы и зовём — из коридора. А двери в их комнатах настежь раскрыты, даже ночью: Бригитта распорядилась. Ты слушай. Сёстры по очереди спят вместе с нами. Вон там, у двери, для них место. Но Люция иногда дождётся, когда мы уснём, и уходит к себе. Я видела. Рано утром возвращается — как будто всю ночь здесь спала. Вот и сегодня ушла, и, кажется, всё будет прекрасно.

— Что будет прекрасно?

— Да всё, подружка. Я в твоей беде виновата, я её и исправлю. Ты спи.

Прошёл час. Фиона в полудрёме видела, как Адония вдруг неслышно встала, натянула и подвязала чулки, надела своё серое платье и, неслышно ступая, прошла между кроватями к выходу.

Неизвестно, сколько прошло времени, когда Фиона почувствовала, что её тормошат.

— Тсс! — прижала палец к губам Адония. — Вот твоя лента!

— Откуда? — торопливо протирая кулачком глаза, изумилась Фиона.

— Из кельи Ксаверии, откуда ж ещё.

— Ты была там?! Ночью?!

— Ну, была. Не велико дело.

— Темно! Страшно!

— В коридорах горят фонари. В комнатах светят лампадки. Ксаверия храпит так, что никаких шагов и не слышно.

— Как же ты ленту нашла?

— Она и не прятала. Сделала себе из неё закладку для книги. На столе была книга и какие-то письма. Я их все перепутала, книгу закрыла, а чернила из чернильницы вылила ей в башмак.

— Ой, что будет?

— Да ничего. Глупая она, что ли, чтобы кому-то рассказывать?

Однако умом Ксаверия не отличалась.

Утром всех воспитанниц заперли в спальной зале. Не выпустили даже умыться. Притихший пансион был наполнен предощущеньем беды.

Послышались резкие шаги. Дверь распахнулась. Донна Бригитта, в белом накрахмаленном колпаке, вошла, почти вбежала, грозно сверкая глазами.

— Событие ужасное, — срывающимся голосом заговорила она, — говорить о котором отказывается язык, ужасное, мерзкое, больше даже — за пределом мерзкого, произошло в моём благопристойнейшем пансионе. Ночью кто-то проник в келью к сестре Ксаверии и похитил находившийся в ней ценный предмет. Кроме того, этот кто-то самым зверским образом напал на сестру Ксаверию! Сестра, покажите.

Бледная от негодования Ксаверия, выступив вперёд, сняла башмак и предъявила на всеобщее обозрение ногу в фиолетово — чёрном от чернил чулке. Над головами воспитанниц прошелестел быстрый вздох.

— Мне нужно знать, — закончила донна Бригитта, — кто этой ночью выходил и побывал в келье сестры Ксаверии. Я буду вызывать вас по одной в свой кабинет. Если кто-то видел того, кто учинил этот разбой, то должен мне рассказать.

И нервно шагая, она удалилась.

Когда очередь дошла до Фионы, она шагнула в кабинет метрессы едва дыша.

— Итак, новенькая, — проговорила метресса, — мне нужно знать только одно: кто это сделал. Знаю, что в этом замешана ты и твоя лента. Обещаю: если я всё узнаю, сечь розгами никого не будут.

— Не будут? — почти теряя сознание, переспросила Фиона.

— Я обещаю. Ну, говори. Это Адония? Да?

— Это… Да. Это Адония.

— Ну, вот. Кто же ещё. Я так и знала. Где лента?

— Адония сказала спрятать её.

— Это понятно. И где ты её спрятала?

— Повязала на себя, под рубашкой.

— Достань.

Через четверть часа Адония и Фиона стояли, прислонясь к стене, в коридоре, возле дверей кабинета.

— Метресса обещала, что сечь никого не будут, — всхлипывая, оправдывалась Фиона.

— Конечно, не будут, — невесело усмехаясь, проговорила Адония. — Накажут как-нибудь по-другому. Страшнее. Да ты не реви. С тобой всё обойдётся, ты здесь ни при чём. А я как — нибудь выкручусь. В первый раз, что ли.

Дверь кабинета распахнулась. Вышла, с победным багрянцем на дряблых щеках, сестра Ксаверия. Жестом приказала девочкам идти за ней. И привела ко всем остальным, в спальную залу. Здесь, оттолкнув Фиону в сторону и оставив рядом одну Адонию, она громко произнесла:

— Донна Бригитта распорядилась, чтобы узнали все. Эта воспитанница отправляется в чулан!

Стон пронёсся над серой испуганной стаей.

— Иди! — ликующим голосом приказала Ксаверия. — Чулан — в той стороне! Тебе дадут хлеб и воду, и ты будешь сидеть там два дня!

— Ну и отсижу. А через два дня вернусь. Попомни, Чёрная Нога.

И, заложив за спину руки, Адония повернулась и вышла. Сестра Люция, стоявшая с приготовленными водой и хлебом, испуганно отшатнулась от неё, как от покойницы.

— Вы слышали! — трагически воскликнула сестра Ксаверия. — Вы все слышали! Она угрожала мне!

Однако вместо сочувствия в задних рядах воспитанниц прошелестело:

— Чёрная Нога!

Прошло полчаса. Фиона не пошла на завтрак. Она лежала на кровати лицом вниз и до изнеможения рыдала. Воспитанницы, подавленные, скорбные, принесли ей картофелину и чашку компота.

— Чулан — это очень страшно? — спросил кто-то из обступивших кровать Фионы.

— Ещё как! — ответили ей. — Там же крысы! Ровенку год назад сажали в чулан, так она визжала там как резанная, а когда её вытащили, она день в обмороке пролежала. А Адония-то никогда ещё в чулане не сидела.

— Из-за меня, из-за меня, — рыдала Фиона. — Из-за меня!

Адония, стоя посреди страшилища, именуемого «чуланом», осматривалась. Позади дверь. Впереди деревянный настил, на уровне колен, вместо кровати. Раскинув руки, можно одновременно достать и левой стены, и правой. Тусклый свет проникает сквозь маленькое зарешёченное окно под самым потолком. Ну вот, дожила до чулана. Что дальше?

Подойдя к настилу, Адония смахнула с него чёрную полуистлевшую солому, положила на доски хлеб и поставила кувшин с водой. Села рядом, поджала ноги, охватила колени руками.

— Зимой здесь было бы холодно, — сказала она сама себе. — А сейчас — пустяки. Два дня — это не долго.

Вдруг её внимание привлёк короткий шорох внизу. Адония встала на четвереньки, всмотрелась.

Она не знала, что в эту самую минуту в ворота пансиона постучали двое монахов.

Всмотрелась — и увидела, как, чутко подрагивая тонкими прямыми усами, из щели между стеной и полом выбрался толстенький серый зверёк с длинным голым хвостом. Адония тихо щёлкнула языком. Зверёк метнулся назад и исчез. Тогда маленькая заключённая отщипнула кусочек хлеба и бросила его к чернеющей щели. Прошло несколько томительных, долгих мгновений. Опять показалась острая мордочка, дрожащие, тонкие, словно проволочки, усы.