— Теперь падать будет удобней! — раскинув руки и подпрыгивая, радостно сообщила она.

Гаррет, озорно взвизгнув, так же отбросил свои туфли и поспешил вернуться в игру.

— Ну, вы помните, сколько я выигрываю тактов?! — кричала ему, блестя глазами, Эстэр.

Барон и не старался запоминать. Он никогда ещё не испытывал такого неземного блаженства, как в тот миг, когда валился, ничего не видя перед собой, и вместе с ним падала, заразительно хохоча и прижимаясь к нему, его молодая жена.

Цилиндр снова завершил волшебное своё вращение. Эстэр бросилась торопливо к органу, а барон, в изнеможении упав в мягкое кресло, с шумом восстанавливал сбившееся дыхание.

— Распустите мне корсет! — подбежала и села на пол, повернувшись к нему спиной, растрёпанная Эстэр. — В этом платье так душно!

Гаррет, вытягивая шнуры, с хрипом дышал, и всё посматривал на часы, где скоро, уже очень скоро драгоценная чёрная стрелка должна была соединиться с цифрой «двенадцать». Вместе они стянули с Эстер платье, и сам Гаррет сбросил верхнее роскошное одеяние. Мокрое от пота белое шёлковое исподнее тут же выдало его остренькие кости.

— Ещё раз! — вскричала Эстэр, с шумом сбрасывая с себя тяжёлое платье. — Я — посол!

— Ах, дай мне перевести дух, дорогая! — взмолился, прижав руку к сердцу, барон.

— Ещё раз! — требовательно заявила Эстэр. — Вы помните? До двенадцати — полное послушание мне!

— А после двенадцати — мне! — заговорщицки напомнил, поднимаясь из кресла, молодожён, — после двенадцати — мне!

На этот раз он не дождался завершения весёлой мелодии. После очередного падения, в изнеможении раскинув руки, он остался лежать, не в силах преодолеть одышку, постанывая и хрипя.

— Ну, хорошо, — смилостивилась склонившаяся над ним его юная супруга. — Будем считать, что игры закончились. Никогда ещё я так не веселилась!

Вскочив, она подбежала к шкафу и, открыв дверцу, зазвенела бокалами. Она стояла к мужу спиной, и тот, даже если бы наблюдал за ней, не смог бы увидеть, что делают её руки. Но, определив на слух, что она наливает вино, барон направил взгляд не на неё, а на стрелку часов. Ещё пять минут, и… О, счастье!

Эстэр, вернув на место графин, взяла наполненный бокал и, сосредоточенно глядя на него, понесла к приподнявшемуся на локте Гаррету.

— Пять минут? — риторически спросила она, взглянув на часы. — Ну вот и всё. Прощай свободная жизнь. Давайте, дорогой, выпьем вместе.

Она подала мужу бокал, и тот отпил ровно половину. Затем вернул бокал Эстэр, но она пить почему-то не стала. Нет, она сидела рядом и с любопытством смотрела ему прямо в глаза. Гаррет, вдруг широко раскрыв рот, сделал в воздухе ловящий жест нетвёрдой рукой и попытался подняться.

— Ку-да, — тихо произнесла девушка, толкнула его назад и, стараясь не разлить остатки вина, встала.

Она выплеснула содержимое бокала в угол, между стеной и шкафом, поставила бокал в шкаф, закрыла дверцу.

Барон лежал на спине, неестественно выпучив глаза и широко раскрыв рот. Бельё на нём было горячим и мокрым от пота. В уголках губ блестела слюна. Эстэр подошла, наклонилась, послушала, есть ли дыхание. Радостно оскалившись, метнулась по лестнице вниз.

Сидевшие за свадебным столом гости растерянно смолкли, когда в залу вбежала растрёпанная, в испарине, с румянцем новоявленная миссис Гаррет.

— Патер! — закричала она, — скорее! Мистер Гаррет упал и не дышит!..

Спустя полчаса гости торопливо покидали роскошный дворец. Их гнал отчасти страх перед смертью, ещё раз посетившей этот обречённый дом, а отчасти — стремление поскорей рассказать всем знакомым о скабрёзно-счастливой кончине их соседа, столь поспешно передавшего в руки юной жены огромное состояние.

Глава 8

СТАРЫЙ ЛИС

Миссис Гаррет надела траурные одежды и затворилась в роскошном, перешедшем к ней по праву наследования доме. Люпус, посетив все окрестные церкви, дал понять обитающим возле них нищим, что молодая вдова Гаррет никому не отказывает в подаянии. Скоро соседям стало известно, что каждое утро у дома Гарретов собираются целые толпы просящих, и Эстэр щедро одаривает всех. Иногда она тратила совершенно безумные деньги — до двадцати фунтов в день. Таким образом, не вызвало чрезмерного удивления известие о том, что молодая вдова, по прошествии траура, всё своё состояние отдала в какой-то малоизвестный монастырь.

Новичок

Ещё более повзрослевшей и выросшей вернулась Адония в монастырь. Движения её приобрели хищную грацию — как у дикой кошки, и даже синий колер её глаз стал глубже, стал ближе к колеру чистого, хорошо прокованного металла.

В нетерпении, сильно сжав в горячей ладони ключ от своей залы, Адония вбежала на третий этаж северного бастиона. Но, едва шагнув в холл, она растерянно остановилась. Холл оказался заставленным ящиками и сундуками, между которыми оставался лишь узкий проход, ведущий к двери. С намерением войти в залу, позвонить вниз, слугам, и выяснить, что всё это значит, Адония стала пробираться между сундуков, но вдруг увидела лежащий на одном из них свёрнутый вчетверо лист бумаги. Она развернула его и прочла:

«Создательнице самого интересного в нашей жизни поединка, высокочтимой нами Адонии, с уверением в искренней дружбе, капитаны тайного братства «Девять звёзд».

Ниже шла приписка почерком торопливым и мелким: «Волчица! Тебе, наверное, будет небезынтересно узнать, что с недавних пор в нашей компании самая любимая поговорка звучит так: «Вот тебе первая кровь, Глюзий. Она же — последняя». Очень скучаю. Преданный тебе до гроба Цынногвер».

Бывшая миссис Гаррет откинула тяжёлую крышку объёмного корабельного сундука — и едва не вскрикнула. Быстро склонившись, она принялась доставать, наскоро осматривать, отбрасывать в сторону и снова доставать самые разнообразные, невиданные, вычурные, роскошные платья. Громко расхохотавшись, Адония метнулась к двери, отперла её и, не открывая окон, чтобы проветрить залу, с силой потянула шнур звонка. Прибежавшему через минуту слуге она коротко приказала, делая жест в сторону сундуков:

— Всё содержимое вынимай — и развешивай в гардероб. Сама же со всех ног побежала в столовую: нужно было поскорей утолить голод, и тогда уже, не спеша, заняться осмотром сокровищ. Не чувствуя вкуса, наспех, она поела, забрала у повара толстую, приветливо заурчавшую у неё на руках донну Бэллу, и поспешила назад, в бастион.

Однако из всего множества сокровищ Адония выбрала только три. С удивлением рассмотрев и примерив, она натянула невиданные, из тонкой кожи, белые, в обтяжку, длинные панталоны. Затем прямо на голое тело она набросила белую же мужскую рубаху из плотного шёлка со шнуровкой спереди. И, наконец, водрузила на голову небольшую дорожную треуголку из коричневой, в тон её ботфортам, инкрустированной зелёным бисером кожи. В этом наряде она почти час кружилась перед огромным, прикрепленным к стене зеркалом и тихо шептала: