— Честно, — уточнила доктор Бэнкс.
— Какая женщина! — воскликнула миссис Кеннел. — Нет, вы видели? Вандерер, видели вы этот характер? Ах! Гордость — наша фамильная черта. Дорогая, вы мне уже нравитесь! Вы сделаете из него человека!
— Да? — пробормотал ее племянник.
— Да! — подтвердила тетка. — Пора, наконец, тебе стать серьезнее. Вандерер, правда, они удивительно подходят друг другу?
— Не знаю, — отозвался миллионер. — Что ж, господа, увидимся за обедом.
За обедом диспозиция была такая:
Стол у окна — лучший в ресторане отеля — Вандерер со своей дочерью;
Стол за ними, ближе к двери — мистер Маллоу и миссис Кеннел;
Стол перед ними, ближе всего к оркестру — мистер Кеннел и мисс Бэнкс.
— Ну что же, мистер Саммерс, вот вы и добились, чего хотели, — сказала доктор. — Форд разорвал контракт.
— Как? — поразился коммерсант. — Уже? Я ждал этого, но… так скоро?
— В тот же день, когда вышла газета, насколько я поняла. Прислал письмо с нарочным.
— Очень мило, очень мило.
— Мистер Маллоу читал мне это письмо. Форд ссылается на пункт «форс-мажорные обстоятельства».
Форс-мажорные обстоятельства! Этот пункт он знал наизусть. Эти слова снились коммерсанту, и разбуди его ночью — в любое время и в любом состоянии, он без запинки бы процитировал: «Контракт расторгается при возникновении обстоятельств, которые делают, полностью или частично, невозможным выполнение договора одной из сторон по обстоятельствам, не зависящим от ее вины и намерений».
— И «от себя лично» прислал отступные — пятьдесят долларов, — прибавила доктор Бэнкс.
Коммерсант прищурился.
— О! Он все-таки почувствовал себя виноватым. Видите, у меня получилось!
Доктору Бэнкс оставалось только смеяться.
— А кто был этим источником, на который ссылаются газеты? — спросила она. — Вы?
— Нет. Вы разрешите? — Саммерс, тоже смеясь, прикурил. — Это все тетушка.
И он передразнил скрипучим голосом:
— «Что это вы тут понаписали? «Некий Кеннел»? Милейший, я вам удивляюсь. Нет, вы просто болван! А может быть, мой племянник — тоже известный человек? Этого вы не допускаете? А еще репортер! Вы даже не удосужились поинтересоваться его личностью!»
— Значит, это и самом деле был поцелуй на миллион долларов? — доктор ахнула и прикрыла рот ладонью. — Боже! Да это же вы! Вы подсказали этот заголовок репортерам, чтобы сообщить Маллоу!
— Мисс Адлер! — развел руками коммерсант. — Вот не думал, что вам понадобится столько времени догадаться! Ну, конечно, я. Я знал, что Форд будет действовать быстро. Не думал, правда, что настолько, но все равно: Маллоу должен был успеть принять кое-какие меры, чтобы мы не остались совсем уж с голой… э, простите.
— Ничего-ничего. Мне кажется, сегодня можно. Кроме того, это правда. Вы избавились от Форда, но остались при этом — вот именно то, что вы сказали.
Саммерс задумчиво размешал лед в стакане с водой.
— Когда мы познакомились с Фоксом, он произнес удивительную вещь: «Делать деньги — искусство. Искусством это становится тогда, когда вы, во-первых, любите свое дело, и, во-вторых, любите деньги, которые оно приносит. В равной пропорции».
Так вот, доктор, почти двадцать лет я пытался найти ее, эту пропорцию. Но, наверное, равновесия между любовью к деньгам и любовью к своему делу не бывает. Наверное, так. Рано или поздно приходится делать выбор.
— В таких вещах не бывает равновесия, мистер Саммерс.
— В каких вещах?
Она, смеясь, покачала головой.
— Это что, — поразился коммерсант, — вы что… вы заговорили о любви?
— Ну, раз я беседую с «каирским возлюбленным дочери миллионера», — доктор любовалась лепниной на потолке, — отчего бы и мне не вставить два слова.
— Ах, так.
— Да, так. А вы думали, я буду молча любоваться на ваши подвиги?
— Ну, я… надеялся как-нибудь отбрехаться.
— Интересно, как вы собирались это сделать. Я верно понимаю, семья мисс Вандерер взяла вас в оборот?
— А вам смешно, да?
— Так вам и надо. Нечего было использовать девочку в своих целях.
— Помилуйте, Эдна — ребенок! Нельзя же относиться к этому всерьез!
— Мистер Саммерс, мне было одиннадцать лет, когда я испытала нечто подобное, и это было очень серьезно.
— Да? — коммерсант помялся. — А… а кто он был, доктор?
— Мистер Жиллет [29] , — сухо ответила доктор.
Коммерсант уставился на нее.
— В чем дело? — раздраженно спросила Кларенс-Вирджиния Бэнкс.
— Ни… ни в чем, просто полюбопытствовал. Но доктор! Он же был старикан еще, когда мы с вами родились!
— Мне не хотелось бы обсуждать такие вещи.
— Ах, я понял! — коммерсант откинулся на спинку стула и сложил руки на груди. — Вы втрескались в карточку. У девчонок это бывает.
Доктор вонзила ложку в мороженое.
— У мальчишек, полагаю, тоже.
— М-может быть, — не стал спорить коммерсант. — Правда, я никого такого не знал…
А что, да? — он наклонился ближе. — Так и было? Влюбились в карточку?
— Мистер Саммерс, давайте сменим тему.
— Надо же, а меня никогда не водили в театр.
— Тетя тоже нечасто ходила в театр. Мы не могли себе этого позволить. Это был особый случай. Мы смотрели спектакль на Бродвее.
— А что, — коммерсант еще больше понизил голос, — держали его карточку под подушкой, да? И на ночь целовали?
— Мистер Саммерс, я прошу вас!
— Ну, ладно… Знаете, я же и представить не мог, что Маллоу возьмет, и привезет вас.
Доктор удивленно приподняла бровь.
— Как? — она выпустила ложку и отодвинула вазочку с мороженым. — Вы же сами дали телеграмму!
Саммерс запнулся.
— Э-э… — протянул он. — Простите меня, доктор, отвлекся. Так что вы сказали?
— Но разве это не вы дали телеграмму?
— Естественно, я! Я имел в виду, я не думал, что вы согласитесь.
— А я, в свою очередь, не думала, что вы решитесь впутать меня в свои сомнительные дела. Мне показалось, что только крайняя необходимость могла заставить вас просить…