– Не плачь, Мэри. Теперь все будет хорошо. Оставляю вас… А потом будто ветер зашелестел листвой:
– Счастье другим доставляя, себя боли лишая, чужую радость ощущая, свою жизнь обретая…
Воробьиное чириканье ворвалось в сознание Дэниела. Сон, напуганный внезапным звуковым вторжением, поспешил ретироваться, убежал, решил вернуться в мир иллюзий, в мир тишины и спокойствия, не ведомым этому беспокойному, шумному миру.
Дэниел зевнул, потянулся и открыл глаза. Взгляд уперся в потолок, белый как чайка, с желтой люстрой по центру. Дэниел перевернулся и посмотрел в окно. Солнечные зайчики играли на подоконнике, прыгали по шторам, а парочка самых дерзких и резвых успела спуститься на пол, образовав маленькие лужицы солнечного света.
«Чудесная погодка», – пронеслось в голове у Дэниела.
На лице Дэниела заиграла улыбка, в глазах засияли огоньки, на душе было радостно и весело. Дэниел сбросил с себя одеяло, потянулся и замер. Что-то было не так. Определенно не так.
Взгляд Дэниела задержался на руках, на ладонях с длинными пальцами, переместился на ноги, обычные человеческие ноги. И трусы человеческие, точнее, мужские. Шорты. Вспышка осознания молнией полоснула сознание.
«Тело. Человеческое тело. У меня человеческое тело! – Дэниел вскочил на ноги и принялся осматривать себя со всех сторон. – Я вернулся!!! Я снова в своем теле!!!»
Дэниел спрыгнул с кровати, подбежал к столу, открыл верхнюю шухляду и достал зеркальце. Дрожащими руками он поднес его к лицу. Из зеркала на него смотрело лицо юноши, гладко выбритое, худощавое. Его лицо!
Дэниел поднял руку и провел пальцами по щеке.
«Мое лицо… Это мое лицо».
Дэниел смахнул с глаз некстати появившиеся слезы и подергал себя за нос. Сначала слабо, затем сильнее. Не сон ли? Нет, это был не сон. Он чувствовал боль, осознавал ее.
Дэниел еще раз дернул себя за нос, чтобы убедиться окончательно, затем рассмеялся и плюхнулся на кровать.
– Я вернулся, – зашептал Дэниел. – Я дома, – сказал он громче, наслаждаясь своим голосом. – Дома! И я снова могу говорить. Могу шептать, могу кричать, а могу орать, так что воробьи с веток попадают, как желуди с дуба.
Дэниел поднялся с кровати и замахал руками, точно собрался взлетать.
– Могу махать руками, а могу… – Дэниел замер на миг… – могу танцевать, – Дэниел принялся отплясывать только ему известный танец.
– Могу чувствовать, – продолжил Дэниел, слегка запыхавшись, – а могу не чувствовать, – Дэниел начал тыкать пальцами тело. – Нет, не могу не чувствовать. Но ничего, это неважно. Зато могу радоваться жизни и могу любить, – Дэниел как поднял ногу, так и оставил ее в подвисшем состоянии, напрочь забыв о ней.
– Любить, – прошептал Дэниел и медленно поставил ногу на пол.
– Джессика! – сознание взорвалось от немого крика.
– Джессика, – простонал Дэниел, вперил взгляд в зеркало, лежащее на столе, и коснулся ладонью щеки.
– У меня бритое лицо, точно такое, какое было тогда, когда я лег спать, чтобы проснуться в теле Тайги. Но должно быть НЕ бритое, Тайги не мог побриться, когда мы вернулись домой. НЕ МОГ! А если так, то… то все, что со мной произошло, было… было сном? – Дэниел почувствовал, как застучало сердце в груди, точно колеса поезда по рельсам. – Нет… нет, это… это все не могло быть сном. Я не хочу в это верить… не хочу! – Дэниел упал на колени, взгляд невидяще уставился в стену.
– Сон… всего лишь сон… Джесси… принцесса, – Дэниел почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он поднялся на едва держащие его ноги, открыл балконную дверь, вышел на балкон, оперся руками о перила и втянул носом утренний воздух.
– Неужели это был сон? – шептали губы Дэниела.
Взгляд юноши пробежался по верхушкам березок во дворе, поднялся выше, зацепился за крышу дома напротив и устремился ввысь, к белым перистым облакам, плывущим по океану изумительной бирюзы.
– Доброе утро, Дэниел.
Дэниел повернул голову на звук и увидел вдову Дженкинс. Старуха стояла на своем балконе, держала чашку чая в руке и улыбалась.
– Как ты себя чувствуешь? Бледный ты сегодня какой-то. Может, тебе чайку налить?
– Нет… нет, спасибо, миссис Дженкинс, – Дэниел слабо улыбнулся. – Со мной все хорошо.
– А по твоему виду этого не скажешь, но бог с тобой. Тебе лучше знать, что происходит у тебя внутри, хотя когда дело касается собственных чувств, ощущений, мы часто теряемся и не знаем, а что мы на самом деле чувствуем, что есть сон, а что явь.
– И как же узнать, что мы на самом деле чувствуем, когда чувства подводят нас? Как узнать, что есть явь, а что только сон? – Дэниел посмотрел на вдову Дженкинс.
– Слушай свои чувства, глупый, – рассмеялась вдова Дженкинс, направляясь к себе в квартиру. – Верь им. Наши чувства никогда не лгут и никогда не подводят. Они слуги сердца, а оно всегда знает, что истинно для нас, а что ложно.
– Но… – начал, было, Дэниел, но замолк на полуслове, вдова Дженкинс скрылась в собственной квартире, а вместо нее на балконе показалось несколько кошек. Некоторые из них запрыгнули на балконные перила и принялись ловить взглядами пролетающих мимо мух.
– Но как слушать свои чувства? – пробормотал Дэниел, чувствуя волнение в груди.
«Наши чувства никогда не лгут и никогда не подводят, – в памяти всплыли слова вдовы Дженкинс. – Сердце всегда знает, что истинно для нас, а что ложно».
– Слушай свои чувства… слушай свои чувства, – забормотал Дэниел, опустился на корточки, закрыл глаза, сглотнул и прислушался к себе.
Беспокойство, страх, сомнения заполонили его сознание, будили страдания, вносили хаос в мысли.
Дэниел попытался успокоиться. Сделал глубокий вдох и зашептал:
– Сердце, скажи мне, что есть сон, что есть явь. Джессика… Джессика… она сон или явь. Прошу тебя, скажи мне.
Дэниел слышал, как ссорятся воробьи на деревьях, слышал грохот пролетающего высоко в небе самолета, слышал рычание двигателей машин, несшееся с дороги, но внутри него было тихо, словно в зимнем лесу. Тихо и темно, будто темное облако опутало сознание Дэниела, протянулось к сердцу и накрыло его невидимым щитом. Щит казался крепким, крепче стали, крепче гранита. Но внезапно он дрогнул, задрожал и рассыпался как песочный домик. Где-то внутри Дэниела зазвучала мелодия, мелодия, наполненная страстью и желанием, прохладной синевой горного озера и чистым воздухом далеких гор, ароматом цветущих роз и запахом юного женского тела, родного и близкого, чужого и далекого, мелодия, наполненная самой жизнью, жизнью, прожитой когда-то давным-давно, а может, и совсем недавно. И среди всего этого сонма мелодий Дэниел услышал одну, ту единственную, которую и жаждал услышать, мелодию любви, любви светлой и доброй, чистой и искренней, мелодию любви юного сердца, влекомого к сердцу еще более юному, желанному, мелодию любви к единственной и неповторимой, к Джессике, его принцессе.