Как сказал тот ухмыляющийся негодяй? «Они доблестно сражались». Из закрывших небо солдат добрую полосу составляли черные фигуры Незаконнорожденных. А остальные? Химеры, да. Они не выдерживали такой ровный строй, как серафимы. Чего от них ждать – дикие твари, да и только. Непонятно как выглядят, непонятно во что одеты. Зверинец, иначе не скажешь. И помоги божественные звезды ангелам, которые решились на такой союз.
А еще – да сохранит меня небо! Сквозь пелену ярости Иаил видел, что в небе над лагерем держали строй бойцы Второго Легиона. Облаченные в доспехи, со своим штатным вооружением – но ни цветов Империи на мундирах, ни знамен, ни гербов. Только мечи и щиты. О, божественные звезды – сколько же их!
И тут из-за гор показались белые ряды Доминиона. Их меньше, их застали врасплох. Императору ничего не оставалось, кроме как бессильно наблюдать, как две силы застыли друг напротив друга, расчертив небо в два цвета. От каждого войска отделились фигуры – переговорщики, – и Иаил сплюнул в траву, расхохотавшись в лицо бастардам и чудовищам.
– Доминион никогда не сдается! Никогда! Я сам им это внушил!
Пусть только начнут бой, взмолился он горячо. Пусть заберут с собой в могилу предателей и бунтовщиков. А выиграют или нет – неважно.
Со своего места он не мог разобрать, кто ведет переговоры, а уж тем более услышать, что говорится, но результат стал ясен почти сразу: Доминион снизился, завис над колеблемой ветром травой – и приземлился.
– Может, они и не сдаются, – произнес ухмыляющийся негодяй с фальшивым сочувствием, – может, им всем приспичило отлить.
Иаил не видел, как его солдаты бросают на землю мечи. Не хотел смотреть. Он и без того знал, что проиграл.
Его Высокопревосходительство, Ненаследный брат Императора, Иаил Резаный – Трехдневный Император – потерял свою армию и свою Империю. И конечно, жизнь.
– Чего вы ждете? – завопил он, бросаясь к Лираз. Ей хватило одного прицельного удара: Иаил потерял равновесие, а потом опрокинулся навзничь.
– Убей меня! – выкрикивал он хрипло. – Я же знаю, ты хочешь!
Но она мотнула головой и улыбнулась. Иаилу хотелось завыть: такая… предвкушающая была у нее улыбка, – и это предвкушение не обещало ему легкой смерти.
73
Бабочка в бутылке
Независимо друг от друга, Кэроу и Лираз направились к частоколу за телом Тьяго. И столкнулись.
После капитуляции Доминиона лагерь гудел, и раньше не было ни мгновения свободного. Знакомство, заявления и объяснения, согласование работы интендантских служб, праздник – и, конечно, печаль. Потери в битве при Адельфах были невосполнимы.
Несколько кадильниц все же оказались заполнены, и Кэроу открывала каждую и прислушивалась к своим ощущениям. Души, которую она так искала, в них не было.
Она медленно подошла к телу, ненавидеть которое имела так много причин, и поняла, что ненависти больше нет. О ком она скорбела – о Зири или даже самую чуточку о Волке, который принес своему народу столько дурного, – но ведь и хорошего тоже?
На удивление, там уже стояла Лираз.
– О! – воскликнула Кэроу, застигнутая врасплох. – Привет.
Молчание.
– Это я положила его сюда, – наконец, сдавленно сказала Лираз, не повернув головы.
Кэроу видела, что сестра Акивы оплакивает Зири. И хотя не знала, как это произошло, как между ними возникло чувство, удивления не испытывала. В отношении Лираз – нет.
– Это из-за Иаила, чтобы он ничего не заподозрил. – Лираз напряженно посмотрела на Кэроу. – Это не было… поруганием.
– Знаю.
Слишком сухой ответ. И Кэроу мягко добавила:
– Это не он. Просто оболочка.
– Знаю, – хрипло ответила Лираз.
Они перерезали веревки и опустили тело на землю. Содрали с ограды знамя. Девиз Волка – «Победа и Месть» – принадлежал другой эпохе. Кэроу накрыла труп полотнищем; своего рода саваном для погибшего в бою командира.
– Предадим тело огню? – спросила Кэроу.
Тело, а не Зири. Пустая оболочка. Скорлупа, оставшаяся на песке.
Лираз кивнула, встала перед трупом на колени, и язык пламени коснулся широкой мертвой груди. Появился дымок.
– Погоди.
Кэроу вспомнила. Опустилась на песок, сунула руку в карман генеральской формы. Вытащила оттуда маленький предмет – размером с мизинец. Черный, гладкий, обломанный с одного конца. Протянула Лираз.
– Это с его настоящего тела.
Кончик рога.
– Теперь давай.
Вспыхнуло пламя, ясное, огромное, неестественно горячее, оставив после себя только пепел. Ветер унес его, едва огонь погас.
Только сейчас Кэроу обратила внимание, какая тишина стоит над лагерем, и развернулась к воротам. К месту огненного погребения Волка стягивались бойцы. Впереди стоял Акива, рядом – Аксая. Она посмотрела на Лираз, та опустила взгляд. Между ними больше не осталось вражды.
– Пошли, – скомандовал Акива и увел зрителей.
Рядом с прогоревшим костром стояли теперь только Кэроу и Лираз.
Кэроу помедлила. Был вопрос, который она отчаянно хотела задать, но не решалась.
– Я не видела, как он умер, – сказала Лираз. Она судорожно сжимала в кулаке кончик рога.
Кэроу молчала, пока Лираз собиралась с духом.
– Когда я прилетела от портала, в бою уже все смешалось. Один раз я издали увидела его; а потом еще раз посмотрела, и его на прежнем месте уже не было. А потом…
Она отвела взгляд и призналась:
– Я не знаю, как все произошло. Как мы победили. Нет никакого объяснения. Я видела, как солдаты Доминиона валились с неба. Ни стрел, ни ран, никого рядом, кто мог бы нанести удар. А потом остальные побежали. Думаю, дезертиров было больше, чем погибших. Не знаю.
Кэроу уже слышала сегодня нечто подобное, когда Элион докладывал Акиве, – а потом из рассказа Балиэроса. Необъяснимая загадка, непонятная победа. Что это значит?
– В конце концов я его нашла. Тело упало в овраг. В ручей.
Острый короткий взгляд, напряженный и настороженный. Казалось, она ждет, что Кэроу сейчас что-то скажет.
Она думает, что Кэроу станет ее обвинять?
– Ты не виновата.
Каких бы слов Лираз от нее ни ожидала, но явно не этих. Она нетерпеливо фыркнула.
– Вода. Проточная вода. Она может ускорить… отделение души?
Постепенно до Кэроу дошел смысл вопроса. Дыхание сбилось. Не веря себе, она спросила:
– Ты хочешь сказать…
Какое опустошенное лицо было у Лираз, когда Кэроу объяснила ей, что не может воскресить Азаила. Что та зря тащила тело брата через два неба, что воскресителю нужна душа, а не труп.