Он ткнул пальцем в мертвых и шагнул в дверной проем.
– Разумеется. Зачем нам эти солдаты? Остальные заплатят за их отсутствие своими ранами. Весь план окажется под угрозой, и ради чего? Ради одного ангела? Вы считаете, что мне достанет глупости похерить все, вместо того, чтобы подождать всего несколько часов – и схватиться с тысячей ангелов, которые являются непосредственной угрозой. Полагаете, что от вашего фокуса мне полегчало?
Никто не ответил. Он в брезгливом недоумении покачал головой.
– Приказ, которому вы следовали, противоречит всем приказам, которые вы слышали из моих собственных уст, и если бы вы глядели хотя бы чуть-чуть дальше кончика собственного носа, то насторожились бы. Вы следовали этому приказу, потому что вам так хотелось. Может, нам всем хочется, но некоторые из нас хозяева своих желаний, а некоторые – их рабы. Я думал, вы умнее.
Как бы ни проняла Лиссет его выволочка, он повернулся к ней.
– Нам всем повезло, что Тен не пригласила тебя присоединиться к «подвигу»: у меня нет ни малейших сомнений, что ты приняла бы приглашение со всем рвением. Ты уцелела, и приговор, вынесенный твоим товарищам, тебя не коснется. Но мы оба знаем, что тебя спасли только обстоятельства, а не разум.
Услышав о приговоре, Рарк, Вивул и Агилал оцепенели. Зири выдержал неприятную паузу.
– Вы утратили мое доверие, – сказал он, – и разжалованы. Отправитесь в бой и, если выживете, будете вносить плату болью за воскрешение товарищей – пока я не решу, что ваш грех отпущен. Ясно?
– Да, сэр!
Ниск и Лиссет отвечали вместе с остальными. Пять голосов слились в один.
– Тогда прочь с моих глаз. И этих троих тоже забрать. Сохранить души, разобраться с телами, а затем ждать меня в камере воскрешения. Никому не рассказывать о случившемся. Ясно?
Снова согласный хор голосов, произносящих «да, сэр».
Зири состроил гримасу покорности судьбе, тонкие губы искривились в брезгливой усмешке.
– Об этих позабочусь я.
Тен и Лираз, одна мертвая, другая живая. Волк произнес свою фразу мрачным тоном, не мешая подчиненным думать, что им будет угодно. Он ухватил Тен за шерсть на загривке, а Лираз грубо за руку – хотя взялся поверх рукава, чтобы хамса не обожгла ее кожу, – словно два трупа, которые необходимо отволочь по коридору, как груз. Руки были заняты, и факел пришлось оставить, но тусклый свет, исходящий от крыльев Лираз, позволял обойтись и без факела.
Если она умрет, он останется в темноте.
И темнота станет наименьшей из его проблем.
– Выполнять! – рявкнул он, и солдаты двинулись, волоча за собой мертвых. Тела застревали в проходе, их тянули и проталкивали на поворотах; путь отмечали потеки крови.
Зири дождался, пока солдаты уйдут вперед, и сменил хватку: теперь он поддерживал Лираз мягко и осторожно, за одну руку. В этом было что-то неправильное – чувствовать ее тело так близко к своему. Не к своему, подумал он с содроганием. Он старался, чтобы между ними оказалось свободное пространство, хотя так передвигаться было неудобно, а уж тем более протискиваться через двери. Зато так он хотя бы не задевал ее своими хамсами.
Когда он перехватил Тен поудобнее, чтобы вписаться в поворот, голова Лираз мотнулась и тяжело упала ему на плечо, лоб коснулся его щеки, и Зири ощутил лихорадочный жар ее кожи, вдохнул тот самый пряный аромат, который почувствовал издалека. Он в этом не сомневался; его собственное слабое обоняние кирина никогда не различило бы его даже на таком близком расстоянии, как сейчас. Аромат ощущался едва-едва; почти неощутимым намеком, как капля росы на бутоне цветка в реквиемной роще в самый глухой предрассветный час.
Зири смотрел прямо перед собой, стараясь не вертеть головой, чтобы лишний раз не вдохнуть аромат, но даже сейчас, шагая в темноте, волоча труп и неся Лираз, которая, надо полагать, прирежет его за такую фамильярность, когда придет в себя – если придет, – даже сейчас этот аромат заставлял его ощущать когти на пальцах, клыки в пасти и все остальное, не принадлежащее ему отроду. Он носил шкуру монстра, и ощущать запах женщины через его органы чувств – уже одно это казалось насилием, не говоря о прикосновениях.
Зири по-прежнему нес ее и по-прежнему вдыхал ее запах – не мог же он не дышать! – и возносил благодарности Нитид, богине жизни, и Лиссет, чьи намерения были куда менее чисты, что не опоздал. Жаль, что он успел в последний момент. Появись он раньше, повреждения, нанесенные ей непосредственным контактом с хамсами, не были бы так серьезны. По силам ли ей теперь оправиться настолько, чтобы лететь с войском? Вряд ли. Если бы он мог что-то для нее сделать…
Тут он подошел к разветвлению коридоров и понял, где находится. И это определило выбор. Если он в состоянии что-то для нее сделать, он сделает.
Зири свернул во второй проход, к горячим источникам, оставив труп полуволчицы на пороге. Отнес Лираз к краю купальни. Исцеляющие воды – они помогают только от ссадин и ушибов? Зири не знал. Ему пришлось взять ангела на руки и зайти вместе с ней в воду. Резко потемнело. Он решил, что ее крылья погасли, и испытал приступ паники.
Нет. Слабое сияние струилось теперь из-под воды; пламя все еще теплилось. Зири погрузил ее в воду целиком; только одной рукой поддерживал за шею, чтобы лицо было на поверхности воды, – и теперь ждал, надеясь уловить на ее губах и веках хотя бы признак движения. И… сначала он не заметил… но постепенно свечение под водой стало ярче, так что через некоторое время Лираз наконец шевельнулась, и Зири смог различить не только матовую зелень воды и розовые плети мха, но и румянец на бледных щеках. И темное золото ресниц, когда они затрепетали и глаза распахнулись. И остановились на нем.
Он помнил, что она сказала в касбе.
– Мы не представлены, – повторил он ее тогдашнюю фразу.
И она с упреком возразила:
– Ты знаешь, кто я, а я знаю, кто ты. Этого довольно.
Хотя она не знала. А он хотел, чтобы знала.
– Мы не представлены, – снова повторил он, когда она встала на ноги, оставаясь в мягкой темной воде. – Не вполне.
32
Тортик на потом
«Если мы столько проживем».
Слова сорвались с языка, хотя сейчас было не до разговоров. Вообще. Акива стоял к ней лицом по ту сторону каменного стола, в глазах полыхало «навсегда», и единственное, чего Кэроу хотелось, – забраться на столешницу и на середине встретиться с ним. Но когда это ей достается то, что нужно? Акива мечтает о вечности, которую они проведут вместе? В груди вспыхнуло солнце, загрохотал гром. Однако еще это напоминало кусок торта, отложенный на потом. Насмешка судьбы.
Выхлебай суп – и получишь тортик.
Если не умрешь.
Он произнес пылко и страстно:
– Мы доживем. Мы выдержим. Мы победим.