– А где Элисон?
– Прилегла.
Я спросил, не рановато ли надираться в такой час, но Линдси настойчиво потянула меня к двери спальни.
– Мы, пожалуй, оставим вас вдвоем, – сказала она, ногой открывая дверь.
– Ладно, – несколько обескураженный, Чак нарочито громко зашелестел газетой. – На чем бишь я остановился, Джек? М-м-м… Хрен с ним, почитаю тебе спортивные новости.
Обладать Линдси снова, шесть лет спустя, – сладостный парадокс: щемящее узнавание, будоражащая новизна. Вкус ее тела, излучины груди, запах у корней волос, фруктовую мякоть губ я помнил, но осязал, обонял точно впервые. Я словно вернулся в отчий дом и застал его совершенно тем же, однако непостижимо иным, ибо воспоминание, неспособное сохранить мельчайшую деталь, обобщило его образ. Я то целовал ее, то отстранялся, чтобы рассмотреть, ведь наконец смотреть можно было не таясь. Мы воссоединились нежно, медленно, просто, без затейливых поз, без животной страсти.
После я сидел, прислонившись к стене, она – у меня на коленях, прижавшись спиной к моей груди. Мы наблюдали, как за окном сумерки сгущаются в ночь, как загораются вокруг озера огни. Я прислонился щекой к ее виску, вдыхал ее аромат, будто желая им наполниться.
– Что ж, – Линдси погладила мое бедро. – Это было практически неизбежно.
– Да. Пожалуй, я всегда знал, что рано или поздно мы начнем сначала.
– И я. Начать-то начнем, сможем ли теперь сохранить?
– А ты не боишься, что я с тобой просто горе заливаю после развода?
– Это женился ты с горя, – она прижалась ко мне попой, придавила к дивану, – история началась с меня.
– Как насчет того, чтобы просто получать удовольствие и ничего не усложнять? – спросил я.
Линдси состроила гримасу.
– Получаешь удовольствие? – нескромно поинтересовалась она, прижимаясь ко мне еще сильнее.
– М-м-м… да.
– Не слишком красноречиво.
– Люблю тебя, – сказал я, продевая руки ей под мышки и лаская ее грудь.
Линдси застонала, потянулась по-кошачьи, наслаждаясь прикосновением, прошептала:
– Знаю.
Потом развернулась ко мне одним ловким движением, впилась губами в мои губы. Я опрокинул ее на спину и, целуя в шею, подумал: может быть – и то лишь может быть, – после тридцати мы учимся хранить что имеем, тем и хорош наш возраст.
Позже мы лежали в постели, тихо разговаривали, и тут приоткрылась дверь. Показалась голова Чака.
– Привет, ребята. Я все ждал, когда вы уже перейдете к делу.
– Привет, Чак, – рассмеялась Линдси, натягивая на себя одеяло.
Чак воспринял приветствие как приглашение, вошел, плюхнулся на постель, улегся поперек наших ног.
– Может, хоть теперь вы перестанете пялиться друг на друга за завтраком, обедом и ужином. От вас такое возбуждение исходило, как от Малдера и Скалли.
Он сел и втянул носом воздух.
– Запах свежего секса. Мне его не хватало.
Чак все еще был изрядно пьян. Я пнул его из-под одеяла, чтоб скинуть с постели. Он лежал на спине, глядя в потолок, согнув колени, будто собирался качать пресс.
– Джек говорит, чувствует себя не очень. Попросил меня просунуть под дверь аспирин.
– Просунул?
– Не хочу давать ему вообще никаких лекарств. Но у него, видимо, субфебрильная температура, что обычно при кокаиновой ломке. А еще наверняка упадок сил – тоже обычное дело и снижению температуры не способствует. Надо бы мне осмотреть его. Он говорит, замок починил, так что я смогу войти.
В этот момент в приоткрытую дверь просунула голову Элисон.
– Привет, ребята, – пробормотала она сонно, а потом вдруг осознала увиденное. – Ой!
– Привет, – откликнулся Чак с пола.
– Наконец-то, – она улыбнулась, прыгнула на постель и заключила меня в объятия. Потом дотянулась до руки Линдси. – Ребята, я знала, что рано или поздно вы соберетесь с духом.
– Это так бросалось в глаза? – спросил я.
– Гм, ага, – Элисон усмехнулась. Потом наклонилась вперед, посмотрела на Чака. – А ты тут что, рефери?
– Мы собираемся навестить Джека, – Чак сел. – Желаешь присоединиться?
– Ясное дело.
– Ладно, – сказал я. – Только дайте нам одеться.
– Давайте-давайте, – сказал Чак, не двигаясь с места. – Не спешите!
– Вставай уже, Чак, – Элисон со смехом вытаскивала его из комнаты.
– Ради всего святого! – протестовал он, удаляясь. – Я же врач. Думаешь, я голой женщины не видел?
Линдси перевернулась, поцеловала меня:
– В следующий раз продолжим с этого самого места.
– Когда же?
– Не знаю. Какие у тебя планы на ближайшие лет сорок-пятьдесят?
– “Рокки-2”, – угадал я источник цитаты, попутно натягивая штаны. – Когда он делает Эдриан предложение в зоопарке.
– Одна из моих любимых сцен, – Линдси застегивала рубашку.
– Так это было предложение?
– Лучше, – она быстро поправила пальцами прическу. – Обещание.
Джека лихорадило. Глаза запали, затуманились, губы высохли и потрескались, лицо было мертвенно-бледное. Он слабо улыбнулся нам, а затем вернулся к прежнему своему занятию: трясся, лежа под одеялом, глянцевел от пота. В комнате еще пахло дымом, однако запахи пота и рвоты тоже давали о себе знать.
– Боже мой, – воскликнула Элисон, подбежала к дивану, едва не поскользнувшись на осколках телевизора, присела на краешек.
Комната после разгрома позапрошлой ночью и пожара прошлой по-прежнему была вверх дном. Элисон приложила ко лбу Джека ладонь, затем губы, убрала мокрые от пота волосы с его лица:
– У него температура.
Чак вышел из ванной, положил мокрое полотенце Джеку на лоб.
– Умираю, старик, – Джек прикрыл глаза, ручейки воды стекали по его переносице, бровям. – Дай мне аспирин.
– Не умираешь, – сказал Чак. – Просто истощен, и у тебя небольшой жар.
Он повернулся к нам с Линдси:
– Идите-ка на кухню, приготовьте ему тосты, яичницу, словом, что-нибудь легкое. – Снова повернулся к Джеку. – Ты ведь почти ничего не ел, так?
– Дай ты мне этот хренов аспирин, старик, – попросил Джек. – Пожалуйста.
– В самом деле, нельзя ему что-нибудь дать? – спросила Элисон.
– Я дам тебе экседрин, – пообещал Чак, – после того как увижу чистую тарелку.
Джек ужинал, мы сидели вокруг. Сначала он ел нерешительно, даже неохотно, однако аромат наспех приготовленного Линдси омлета с сыром сделал свое дело, и скоро Джек уже жадно набивал рот. Время от времени Элисон просила его не торопиться, но напрасно. В пять минут Джек расправился с омлетом, двумя английскими маффинами и большим стаканом апельсинового сока. Он откинулся с удовлетворенной отрыжкой, Чак протянул ему стакан воды и три таблетки экседрина, которые Джек закинул в рот и разом проглотил.