– Где Линдси?
– Видимо, до сих пор спит. Я думал, ты с ней, поэтому не стал заходить.
– Раньше тебя это не останавливало. – Я встал, потянулся.
– Что же получается? – задумчиво проговорил Чак. – Ты наконец в постели с женщиной, которую любил много лет, и именно теперь решил переночевать на диванчике? С чего бы это?
– Такой уж я чудак, – сказал я и пошел на второй этаж будить Линдси. Но не успел еще подняться и до половины лестницы, как зазвенел дверной звонок. Я остановился, присел на ступеньку, Чак направился через холл к входной двери. На пороге стоял Джереми в ярко-желтом дождевике, укрывавшем его от макушки до щиколоток. Я вспомнил, с каким звуком разбиваются капли о полиэтиленовый капюшон, и ощутил внутри толчок острой тоски по детству, лесным прогулкам в школьном лагере, когда бредешь, отделенный дождевиком от всего мира, в поисках саламандр и слизняков, выползающих наружу после летней грозы.
– Привет, Джереми, – поздоровался я. – Что-нибудь случилось?
– Не могу найти маску Дарта Вейдера, – ответил мальчик, стаскивая капюшон, чтобы лучше меня видеть. – Вчера оставил на крыльце, а теперь она пропала. Вы взяли ее обратно?
– Нет, конечно. Может, твоя мама занесла ее в дом?
– Не-а, – сказал он удрученно. – Хотел надеть ее на Хэллоуин.
– Слушай-ка, давай я зайду попозже, вместе поищем, ладно? – предложил я.
– Ладно, – согласился Джереми.
– Как мама?
– Нормально, – он уже повернулся уходить. По тону Джереми становилось ясно, что в последнее время от него многовато требуют. – Сказала, мне скоро возвращаться в школу.
– Да, это грустно, – посочувствовал я.
Элисон вернулась через час, встревоженная, растерянная. Тем временем я разбудил Линдси, которая улыбнулась мне и сказала:
– Ты, вижу, по-прежнему не можешь спать спокойно после хорошего секса. Поздно лег?
– Довольно поздно, – я плюхнулся рядом с ней на кровать, уткнулся в ложбинку над ее ключицей. Линдси обвила меня ногами. – Джек сбежал.
– Как?
– Ночью. Снял дверные петли и смылся.
– Вот блин.
– Да уж.
Я поймал себя на эгоистической мысли о том, какие последствия может иметь исчезновение Джека для нас с Линдси. Если Джек сбежал, оставаться в доме Шоллингов на озере нет смысла. Мы вернемся на Манхэттен, в свои квартиры, к своим жизням, и мелочи, пошлость повседневного существования вновь исподволь поведут против нас войну. Пока мне не хотелось подвергать наши с Линдси отношения такому испытанию. Они только оформились, не успели окрепнуть. Сейчас мы были уязвимы. Хотелось уберечь нас до поры в укромном месте, под защитой гор, озера, пока все не станет определеннее.
Я до смерти боялся действительности. Боялся, что в ней все может обернуться совсем иначе.
Не имея представления, где даже начинать поиски, мы с Чаком сели в “таурус” и отправились в город. Лучше уж делать хоть что-то, чем сидеть сложа руки и ждать, когда Джек, может быть, появится. Это занятие мы оставили Элисон и Линдси.
– Я его, кажется, видел, – признался я Чаку, пристально всматривавшемуся в дождь за ветровым стеклом.
– Что? Где? – он резко затормозил.
– Да нет, не сейчас. Ночью.
Чак глянул на меня сурово:
– Видел, как он уходит? И не остановил?
– Я спал на диване в гостиной и подумал – это сон.
Чак нахмурился, включил дворники, прокомментировал:
– Чу́дно.
– Может, и в самом деле приснилось, – неуверенно предположил я. – Кто его знает.
– Да какая разница. Видел, не видел – теперь это может представлять лишь теоретический интерес, – заключил Чак.
Однако очевидно было, что он злится.
Из-за ливня Главная улица почти обезлюдела, но мы проехали ее из края в край, разглядывая внимательно каждого прохожего, прошмыгнувшего в переулок, юркнувшего в припаркованный автомобиль. Чак останавливался у каждого ресторанчика, каждой кофейни, я бежал внутрь, осматривал зал. Никто из нас всерьез не надеялся вдруг наткнуться на Джека, мирно сидящего за столиком с сэндвичем и чашкой кофе, но, повторюсь, нужно было делать хоть что-нибудь. Покончив с Главной улицей, мы поехали на Кленовую, проверили каждое заведение, каждый переулок, но Джек упорно не желал появляться.
– Зря время тратим, – посетовал Чак, когда я вернулся в машину раз, наверное, в сороковой. – Его давно след простыл. Он уже черт знает где.
– Есть идеи получше? – я убрал намокшие волосы со лба.
– Хуже уж точно ничего не придумаешь, – пробормотал он.
– Ты-то по крайней мере сухой, – я выжимал рубашку.
– Какая разница.
Несколько секунд мы ехали молча.
– Так, хорошо, – сказал я после того, как Чак рывками развернулся в три приема и снова направился вниз по Кленовой. – Ты Джек и только что сбежал. Куда ты подашься?
– Если б я знал ответ, наверное, не наматывал бы тут круги, как ты думаешь? – огрызнулся Чак.
– Слушай, что ты взбеленился, а?
На углу у закусочной Чак подъехал к тротуару и резко остановился:
– Все, хватит с меня.
– То есть?
– Какое именно слово непонятно? То есть я завязываю. С Джеком и со всей этой историей. Умываю руки, – он глянул на меня. – Это все уже ни в какие ворота.
– Не понял, ты сдаешься? – уточнил я.
– Хорош мне по ушам ездить, Бен, – бросил Чак гневно. – На такое никто из нас не подписывался, – он отвел глаза и помолчал. – Спрашивается, сколько еще времени мы намерены пытаться помочь наркоману, который и не хочет, чтобы ему помогали, и чем согласны за это заплатить?
– Он наш друг, Чак. Если, конечно, для тебя это что-нибудь значит.
– Он наркоман! – заорал Чак. – Прекрати ты свой благочестивый треп, Бен! Да пусть хоть все “Оскары” и все голливудские шлюхи его, все равно Джек – проклятый кокаинщик, и я очень хочу ему помочь, но испоганить еще и мою жизнь не позволю!
– Послушай, – я повернулся к Чаку. – Давай не будем сходить с ума.
– Нет, это ты послушай, Бен! – Чак с досады ударил по рулю. – Я-то как раз в своем уме. Мы сорвались сюда ради него, а что он сделал? Сломал мне нос, разгромил полдома и вполне мог сжечь нас заживо, не сомневайся. Чего еще нам будет стоить вся эта история? Он должен, мать вашу, убить кого-нибудь? Тогда вы наконец поймете, что наша затея провалилась?
Чак смотрел на меня в упор, вены на его шее пульсировали, щеки яростно пылали.
– Этого не случится, – сказал я.