– Доброе утро, – сказал он вежливо, поочередно взглянув на присутствующих. Все они что-то пробормотали, Айона же быстро взглянула на него и опустила глаза.
Мойнихэн взял яйца, бекон, грибы, помидоры и почки и сел в отдалении, так что с Айоной его разделял почти весь стол. Зато оттуда он мог смотреть на нее и фактически почти не отводил от нее взгляд. В резком утреннем свете его лицо выглядело бы совершенно гладким, если б не мельчайшие морщинки около глаз и более, чем обычно, заметные складки у носа. Внешне Фергал казался спокойным. Если его мучили какие-нибудь неприятные чувства, он скрывал это очень и очень искусно. Глаза у него были окружены тенью, но он держался свободно и в нем не было заметно никаких внешних признаков бессонницы, от которой мучилась бы Шарлотта, окажись она в подобной ситуации.
Увлекла ли миссис Макгинли эта внутренняя сила, которой недоставало ей самой, хотелось ли ей растопить пламенем своих грез холод души этого человека, испробовать свои чары на этом ледяном сердце?
А может быть, она, миссис Питт, к ней несправедлива, потому что Фергал ей не нравится? А не нравится он ей потому, что она с самого начала взглянула на него глазами оскорбленной, разгневанной Кезии…
– Похоже, сегодня будет приятная погода, – заметил Падрэг, разглядывая небо в высокие окна. – Наверное, можно будет сегодня немного прогуляться после ланча.
– Да, очевидно, обойдется без дождя, – ответил Мойнихэн.
– Ну, я не возражаю против небольшого осеннего дождичка, – улыбнулся Дойл. – Мне нравится стук капель по опавшим листьям, запах влажной земли… Это лучше, чем сидеть в зале совещаний!
– Вам не удастся отвертеться от разговора, – предупредил его Фергал. Теперь он не смотрел на Айону, но Шарлотта просто чувствовала, как остро он ощущает присутствие этой женщины и как старается не повернуться к ней снова.
Миссис Макгинли сосредоточилась на чае и тосте – она смотрела на них не отрываясь и так внимательно, что могло показаться, будто перед нею рыба со множеством костей.
Никто не принес с собой утренних газет. Не потому ли, что там должен был быть напечатан приговор по делу Парнелл – О’Ши?
Общая атмосфера была очень напряженной; казалось, даже воздух потрескивал, как чрезмерно накрахмаленная скатерть. Миссис Питт никак не могла решить, нужно ли ей о чем-нибудь заговорить, как бы фальшиво это ни прозвучало, или она сделает этим только хуже.
Вошла Джастина.
– Доброе утро, – поздоровалась она со всеми. – Как поживаете?
Ответом были молчаливые кивки или полуулыбки.
– Спасибо, хорошо, – сказал Падрэг, – а как вы, мисс Беринг? Вряд ли вы ожидали таких событий, когда ехали сюда?
– Нет, конечно, – ответила девушка задумчиво, – никто никогда не думает о трагедиях. Но мы должны оказывать друг другу поддержку.
Она взяла немного еды, села напротив Шарлотты и улыбнулась ей – не просто из вежливости, но с острым чувством понимания и не без сдержанного юмора.
– Я заметила чудесные заросли жимолости в западной стороне от березовой рощи, – заговорила она. – Наверное, весною она прекрасно цветет. Люблю ее запах, он просто опьяняет под горячим солнцем!
– Да, запах чудесный, – согласилась миссис Питт, понятия не имевшая о том, как пахнет жимолость под солнцем, потому что никогда не бывала в Эшворд-холле весной. Но какое это сейчас имело значение!
– И еще запах цветущих каштанов, – добавила она и обратилась к Айоне: – А у вас в Ирландии они растут?
Та, по-видимому, удивилась:
– Да, да, конечно. И я всегда жалела, что эти цветы нельзя принести в дом.
– Но почему же? – воспользовался возможностью задать ей вопрос Фергал.
– Приносить в дом майские цветы к несчастью. – Миссис Макгинли пронзила его своим блестящим синим взглядом, словно пригвоздив к месту. Казалось, он был не в силах от нее отвернуться.
– Но почему? – снова тихо спросил Мойнихэн.
– Потому что для горничной много работы – убирать за ними, – быстро ответила Шарлотта. – Когда они осыпаются, то повсюду остаются сотни сухих крошечных лепестков и много мельчайших черных точек.
– Следы насекомых, – предположила, улыбаясь, Джастина.
Падрэг заморгал и едва заметно улыбнулся.
И внезапно разговор стал более непринужденным. Миссис Питт почувствовала себя немного раскованней. К тому моменту, как к ним присоединились Лоркан и Карсон О’Дэй, в столовой иногда даже звучали легкие смешки. Так было и когда вошел Пирс.
Вскоре появились Джек, Эмили и Томас, и, по крайней мере, стало казаться, что все заняты каким-то общим делом.
О’Дэй был, по-видимому, настроен очень оптимистично, а может быть, просто стремился создать такое впечатление.
– Вы когда-нибудь бывали в Египте? – с любопытством спросил он у Джека. – Я недавно прочел несколько в высшей степени интересных писем о поездке туда. Письма старинные. И мне их сейчас очень недостает. – Он улыбнулся, глядя на Эмили, а потом перевел взгляд на Шарлотту. – Письма женские. Одни принадлежат мисс Найтингейл [14] , чье имя все мы, конечно, знаем. Хотя там побывали и другие выдающиеся женщины, и на них эти путешествия произвели огромное впечатление.
И он стал рассказывать о путевых заметках Гарриет Мартино [15] и Амелии Эдвардс [16] . Все с интересом его слушали. В особенности его рассказом была увлечена Джастина. Шарлотта тоже могла бы проявить такое же внимание к этой теме, но в иное время.
Кезия явилась к завтраку последней. На ней было бледно-зеленое платье с отделкой из пестрого шелка. Это были цвета Эмили, хотя и не ее стиль. Впрочем, они прекрасно подчеркивали цвет волос мисс Мойнихэн и белизну ее кожи. Она вообще выглядела в это утро очень красивой. Шарлотта даже удивилась, не понимая, что произошло с этой женщиной. Ей было уже под тридцать, она была в высшей степени умна и очень хорошо образована – во всяком случае, в политическом, если не в академическом смысле. Когда-то она была страстно, всепоглощающе влюблена, но ее семья и вера помешали увенчанию этой любви браком. И Кезия пожертвовала чувствами, чтобы утвердить свои убеждения и обеспечить им победу. Может, она сейчас полагает, что принесенная ею жертва должна вознаградиться?
Или же она решила, что предательство Фергала и ее освобождает от обязательств?