– Не думаю, что получится. У Флинна есть задание на уик-энд. Так, Флинн? – Он прижал меня твердым взглядом.
– Нет, сэр, уик-энд у меня свободный.
– Вот и хорошо. – Министр протянул мне фотокопию карты с обозначением маршрута к игровому полю, находившемуся неподалеку от деревни Фулкинг, в Даунсе, за Брайтоном. – Повезло, что я вас тут встретил. В пятницу, да еще в такой час, найти кого-то трудно.
Скэтлифф сдержался, чем заслужил мое восхищение.
Вот так я оказался серым воскресным утром на крикетном поле, в компании двадцати одного мужчины, занимавшихся выслеживанием подрывных элементов среди более чем миллиона подданных ее королевского величества и наблюдением за настроениями и планами остального мира в отношении всего того, что осталось от Британской империи.
Уныло моросил дождь, и я, оглядывая это странное сборище немолодых мужчин в белых фланелевых брюках и колледжских джемперах, людей, среди которых проходила моя жизнь и определялась судьба, никак не мог подумать, что однажды, и довольно скоро, один из них, со странным кодовым именем Розовый Конверт, будет вести игру куда менее занимательную.
Успех и провал зависели от того, насколько глубоко Конверт зарыл следы. На моей стороне было то преимущество, что никто из них, за исключением Файфшира и Джефкота, не знал, что я здесь. Вот только сохранить это преимущество мне вряд ли удалось бы надолго.
Интересно, как там Уэзерби? Жив ли? Качается ли на океанских водах или утонул? А может, он уже на суше и рыщет по улицам в поисках меня с секачом в руке?
Времени на доказательство своей правоты у меня оставалось немного, потому что, если я не найду ответов, мне предстоит чертовски многое объяснять. Да, действовать надо быстро – вот только с чего начать? Моя отлучка из «Интерконтинентал» расценивалась по всем стандартам как серьезное нарушение. Мне следовало сразу же пойти к Хаггету, моему теперешнему непосредственному начальнику, изложить ему факты и ждать инструкций. Объяснение, почему я так не сделал, звучало просто: я искренне считал, что в этом случае уже был бы мертв. Я знал, что наткнулся на опасную игру в прятки, и отступать, бежать уже слишком поздно.
Все проблемы чуть было не разрешились, когда я остановился в паре дюймов от кузова грузовика, не позаботившегося показать торможение. Следующую пару миль я ехал осторожнее, сосредоточившись на дороге, но потом снова втянулся в глубокие размышления, прерывавшиеся лишь редкими взглядами в ветровое стекло.
* * *
Квартиру Уэзерби я обнаружил в грязноватом, неряшливом доме неподалеку от Помбрук-сквер, в Эрлс-Корте. Здесь не было даже домофона. Я толкнул дверь и вошел. На лестнице пахло, как и во многих перестроенных под жилые лондонских домах, вареной капустой.
Уэзерби жил на четвертом этаже. На мой стук в дверь никто не ответил. Я даже не позаботился придумать, что скажу, если откроет он сам, но этого не случилось. Неприметная квартира была, однако, защищена хитроумными замками. Хранители Банка Англии извелись бы и истерзались, увидев, каким изощренным способом он закрепил свою дверь в дверном проеме. Смене взломщиков сейфов понадобилась бы добрая неделя, чтобы проникнуть внутрь. Работу вполне можно было предлагать как дипломную для оканчивающих курсы слесарей. Не имея ящика ключей, открыть эту дверь представлялось возможным разве что с помощью гелигнита. Уэзерби определенно позаботился о том, чтобы к нему в квартиру входили только по приглашению. Поскольку запастись таковым я не удосужился, оставалось лишь найти другой вход.
Дверь его соседа выглядела куда проще и открылась через пять секунд – для этого понадобилось всего лишь вставить карточку «Америкэн экспресс» между нею и рамой и подцепить язычок. Войдя, я оказался в сумрачной комнате с запахом китайских свечей и чего-то пригоревшего и населенной волосатым существом, отдаленно напоминающим человека и сидящим на корточках на протертом ковре. Существо дергало головой под звуки ситара, доносящиеся из портативного кассетника.
– Эй, приятель, – изрекло оно, – мог бы постучать.
Я замер на месте. Вообще-то мне и в голову не пришло, что в квартире кто-то может быть.
– Дверь была открыта.
– А-а-а… – Существо уже потеряло ко мне интерес.
– У меня дверь закрылась, остался без ключа… Ты не против, если я твоим окном воспользуюсь?
– Пользуйся, приятель, пользуйся всем. – Оно погрузилось в транс. Или в раздумья.
Я поднял окно и перегнулся через подоконник. Соседнее окно, с которого начинались окна Уэзерби, было рядом, на расстоянии вытянутой руки. Я обмотал ладонь носовым платком, высунулся еще дальше и с силой ударил по стеклу. Стекло было двойное и взорвалось с жутким треском, за которым последовало шумное осыпание на бетонный цоколь больших и маленьких осколков. Я предусмотрительно отпрянул, укрывшись в комнате волосатого существа, выждал несколько секунд, потом опасливо выглянул – весь этот шум, однако, не привлек совершенно никакого внимания.
Я высунулся максимально далеко, отвинтил задвижку и распахнул окно настежь. Еще несколько кусков стекла улетели на бетон. Я выбрался на выступ и переместился в жилище Уэзерби.
Место было унылое и скудно обставленное предметами старыми, но не представляющими никакого интереса. Для штор и обивки использовалась самая дешевая, отталкивающего вида ткань, давно выгоревшая и поблекшая. Абажуры на лампах пожелтели. Старый проигрыватель, электрический чайник на полу гостиной, возле софы, у дальней стены, – старый черно-белый телевизор, выглядевший так, словно его украли из двухзвездочного отеля. И все-таки посреди всего этого старья и убожества нашлось место предметам истинной красоты: две прекрасные, писанные маслом картины предков на стене, еще одна – с изображением сцены из Крымской войны, замечательный комод эпохи Георга III с парой чудесных китайских ваз на нем. Но в целом впечатление было такое, словно я попал на склад второсортного антикварного магазина, куда убрали самые плохонькие образцы.
Все явно указывало, что здесь живет холостяк. Незастланная и, судя по всему, давно не убиравшаяся постель. Покрывшиеся пылью подушки. Грязная чашка с недопитым и уже затянувшимся пленкой плесени чаем. Носки, ботинки, жилетки, несвежие рубашки, кучкой сваленные на кресле в спальне. Я осторожно прошелся по квартире. Осмотрелся. Кабинетом служила крохотная комнатушка с единственным на всю квартиру достойным представителем мебели – старинным письменным столом с убирающейся крышкой, красота которого страдала от отсутствия должного ухода и небрежения и присутствия безобразной желтой настольной лампы.
Я пересмотрел все бумаги, открыл последнюю почту – судя по штемпелям, в последний раз Уэзерби был здесь шесть недель назад. Почту я забрал с собой, но интереса она не представляла. Помимо прочего, было предложение из одной техасской булочной, задававшейся вопросом, сможет ли уважаемый джентльмен пережить Рождество без всемирно знаменитой выпечки, доставляемой всем его друзьям. В записке из Бромптонской библиотеки сообщалось, что роман Джорджетт Хейер «Эти старые тени» будет ждать его четырнадцать дней. На общем фоне выделялся также бланк-заявка на обед в честь Дня основателей в Чартерхаусе.