– Это нервное, – кивнул головой потрясенный Борис. Нет, он и так верил, что у Мишина побывала именно Надя, но когда он начал рассказывать о ее болезненном стремлении навести порядок повсюду, ему стало как-то нехорошо. Даже затошнило. Как если бы кто-то чужой, посторонний подсмотрел сцену из интимной жизни супругов Гладышевых.
– Я так и понял! – улыбнулся одними губами Валентин. – Скажи, что еще я могу для тебя сделать?
– Найти ее! Правда денег, чтобы тебе платить, у меня нет…
– Все шутишь?
– Насчет чего? Денег?
– Нет, что ты просишь меня найти твою жену? Ты же сам кого хочешь можешь найти!
– Значит, не могу. Ладно, Валя, спасибо, я пойду. Есть у мня одна зацепочка… Моя соседка видела, кто приходил к ней, очень яркая личность, высокий худой мужик уголовного вида, она назвала его даже Кощеем Бессмертным. Если вспомнишь кого с такой рожей, позвони.
– Не вопрос!
Мужчины пожали друг другу руки, и Борис вышел на свежий воздух. Глотнул морозца, закашлялся. Холодно.
У него было еще два дела. Надо было кое-кого навестить, допросить, поработать с документами. И вот в конце рабочего дня, когда он, уставший, с кислой миной сидел за своим столом и постанывал от тяжелой головной боли, вызванной невеселыми мыслями о сбежавшей жене, позвонил его коллега. Сообщил, что в криминальной сводке прошла информация об убийстве нынешним утром в поезде, следовавшем маршрутом Саратов – Адлер, известного в Саратове бизнесмена, восьмидесятидевятилетнего Гольдмана. Его жена, с которой он заключил брак всего несколько дней назад, двадцатилетняя Евгения Борисовна Гольдман, в девичестве Дунаева, сбежала с деньгами и драгоценностями мужа. Свидетельницей по этому делу была Надежда Сергеевна Гладышева, соседка по вагону Гольдманов.
– Толя, вот спасибо тебе! – заорал в трубку Борис. – Это просто невероятно! Не знаю, что еще тебе сказать… Да-да, конечно, теперь я хотя бы знаю, где ее искать! Адлер, Сочи… Я твой должник, Толя!
Мысли завертелись. Должна же она где-нибудь остановиться, в гостинице… Хотя если она не хочет, чтобы он ее нашел, то она снимет комнату или квартиру. Или, что еще хуже, они снимут. Или он ее уже где-нибудь ждет. Если разбогател, то снял роскошный номер в тихом зимой отеле, где им накроют стол, зажгут свечи… Надя войдет, скинет с себя шубку, потом и все остальное, в номере будет тепло, эта сволочь Бузыгин усадит ее к себе на колени, будет целовать ее распущенные золотые волосы, говорить ласковые слова, целовать ее…
Фарфоровая пепельница полетела и разбилась вдребезги о стену! Следом были сметены со стола стакан, ручки, папки с документами… Борис с трясущимися от ярости руками достал из ящика письменного стола припрятанную для особых случаев пачку сигарет «Лаки Страйк». Закурил.
Так. Надо успокоиться, сосредоточиться и понять, почему именно Саратов – Адлер. Если теперь уже точно известно, что она искала Бузыгина, то почему юг? Может, он родом оттуда? Надо бы поднять его дело, поизучать, может, и найдется упоминание Сочи или Адлера? Хотя и так все ясно. На курорт они рванули, голубчики. Там сейчас тихо, спокойно, можно с комфортом и весело провести свой медовый месяц. Сколько не виделись, любовнички? Непонятно только, почему он раньше не объявился? Сразу после того, как освободился? Хотя… А кто сказал, что он не объявился? Что они не виделись?
Может, вот как раз в те минуты, когда он подсматривал за женой, танцующей, позирующей перед зеркалом или просто играющей со своими огненными волосами, она и думала, мечтала о своем Бузыгине? Представляла, как будто бы это он накручивает на пальцы ее кудри?
Так захотелось выпить, забыться…
Сочи. Может, у него с документами не все в порядке, потому отложили поездку за границу, отсюда и Сочи.
Но деньги у нее откуда? Он прислал? Вернее, передал через своего человека с лицом Кощея. В сумке точно были деньги, иначе откуда им взяться?
Сумку она взяла, дома открыла, увидела деньги, записку от своего любимого, где он просил ее взять билет и рвануть на юга к нему, быстро собрала детей и отправила к матери.
Только вот непонятно, зачем ей было заезжать к Кате? Ну, землячка, и что? Почему сразу не поехала в Сочи? Может, ждала звонка? Или он должен был сам за ней заехать? Но Катя ничего об этом не знает. Или знает? Да нет…
Катя. Еще одна дурочка. Нет, бабам вообще нельзя доверять. Надя дала ей денег на квартиру, а она, подружка, значит, вместо того чтобы молиться на нее, благодаря в душе за столь щедрый подарок, пришла и сдала ее. И кому? Мужу, который ищет ее! Хотя, может, и правда испугалась за подругу? Так-то она ничего, Катя. Скромная, видно, что не городская, не распущенная. И школьницей вряд ли спуталась бы с таким, как Бузыгин.
Борис встал и принялся подбирать с пола все, что сгоряча расшвырял. Бумаги аккуратно сложил в стопку, карандаши, один к одному, в карандашницу… И вдруг ему показалось, что это не он, а Надя прибирается на его столе… Он тряхнул головой. Глухо, по-звериному зарычал.
Вот так люди и сходят с ума.
Надо бы, конечно, ехать домой, к маме, к детям, но уж слишком тяжелый груз на душе. Не выдержит, все расскажет матери, та расстроится. Она же любит Надю, вон, как защищает!
Куда пойти? С кем выпить, чтобы не расклеиться, не показать свою слабость?
Решение пришло само. Неожиданно. Он и сам удивился этой своей решительности и даже дерзости!
Прибрался в кабинете, распахнул окно, чтобы выветрить хотя бы часть своей беды, затем закрыл окно, запер сейф с документами, оделся и вышел.
В машине стало как-то совсем уж тошно. Еще недавно он вот так же сидел в машине, на заднем сиденье которой лежала коробка из кондитерской. «Мадам Мегрэ, ваши любимые берлинские пирожные!» Примерно такую фразу он заготовил для своей Наденьки. Но мадам Мегрэ была верной женой, в отличие от Нади Юфиной. Именно Юфиной. Она так и не стала Гладышевой. Просто играла роль его жены, а на самом деле все эти годы ждала своего Бузыгина…
Он довольно долго искал нужный адрес, а когда нашел, уже и не знал, стоит ли туда ехать или нет.
Он сидел в машине, не чувствуя своего тела. Вообще ничего не чувствуя, кроме душевной боли. Уж лучше бы руки-ноги отрезали, и то не так болело бы.
Борис позвонил. Послышались легкие шаги, затем тишина, она смотрит в глазок, удивляется, спрашивает себя: он или не он?
– Это я, Катя, откройте, пожалуйста.
– Родя, да лежи ты уже спокойно, не поворачивай голову, не то свернешь себе шею… Огонь. Ну и что, что огонь? Не смотри на него. Без огня как? Все-таки банки. Зато потом кашлять перестанешь…
Лера ставила банки Чащину, но мысли ее были далеко. Где Надя? Что на этот раз? И почему она не позвонила своему единственному близкому, как ей казалось, человеку – бабушке? А может, стряслось чего? И детей оставила! Нет бы сюда привезти, все рассказать!