— Мама мне говорила. Только я случайно забыл. Извините.
— Я тоже, так же, как и твоя мама, прошу тебя: никогда больше ничего такого не говори ни о папе, ни о Михаиле Васильевиче. Ты умеешь хранить секреты?
— Еще как! Мне в гимназии все друзья доверяли свои секреты.
— То, о чем мы сейчас с тобой говорим, не просто секрет. Это военная тайна… Поклянись, что ты будешь вечно хранить эту военную тайну! — торжественно сказал Кольцов.
— А как?
— Как можешь. Как твои друзья клянутся?
— Тут не получится. Нужна земля.
— Найдем. Но зачем?
— Для клятвы.
Кольцов еще на берегу, в Одессе, заметил внутри фелюги, на стыках бортовых досок, чахленькие растения. Видимо, за годы ветры насыпали в пазы порядком пыли и забросили туда зернышки различных трав.
Павел отошел от Лени всего на шаг, провел пальцами по внутренним пазам бортовых досок и уже через минуту протянул ему горсточку влажной земли.
— Нужно пожевать землю и вырвать из головы несколько волосков. Выплюнуть землю на бумажку, положить туда же волосы…
— Ввиду особых условий, в которых мы находимся, я освобождаю тебя от жевания земли, — сказал Кольцов. — Что дальше?
— Теперь надо запечатать и похоронить! — сказал Леня и стал тщательно месить бумагу, в которой лежала грязь и волосы. Все это месиво постепенно превратилось в грязный комочек.
— Теперь? — взглянул Кольцов на Леню.
— Теперь — похоронить. Лучше в дупле столетнего дуба. И произнести слова клятвы.
— Мы похороним еще лучше, — сказал Кольцов. — Знаешь где? Никто никогда не догадается. В море.
Кольцов нашел валяющийся на дне фелюги кусочек ноздреватого известняка и сунул в его трещину подготовленный комок.
— Опускай в море.
— Надо только через левое плечо, а после этого сказать клятву.
После чего Леня какое-то время думал, где у него левое плечо, а где правое. Разобравшись, бросил камень в море. Едва только камень скрылся под водой, Леня торжественно сказал:
— Пусть навсегда накроет мою голову мать сыра земля, пусть я умру в страшных муках, если… если кому бы то ни было выдам военную тайну, доверенную мне мамой и Павлом Андреевичем.
— Все?
Кольцов взял Леню за руку, и они вернулись к Атанасу и Елизавете Владимировне.
— Что вы там обсуждали? — поинтересовалась Елизавета Владимировна.
— Ничего такого, — невинным голосом сказал Леня.
— Просто немножко по-мужски посекретничали, — поддержал Леню Кольцов.
Под утро, когда погасли звезды и на востоке стало зажигаться небо, Коста спросил у Атанаса:
— Как думаешь, может, уйдем в нейтральные воды.?
— Хочешь идти и днем?
— А что!
— Еще налюбуешься на своего пацана. Не торопись. У румын злые пограничники.
— Что предлагаешь?
— Как прошлый раз. Опустим мачты, заберемся в камыши у Сфынтул-Борге. Сам черт нас там не найдет.
— Комары заедят.
— Комары только дурную кровь пьют.
Кольцов, стоя неподалеку от рубки, слышал их разговор. Многие слова были сродни русским. Кольцов подумал, что если бы они говорили немного медленнее, он бы все понял. Но и так, угадав всего несколько слов, он понял, что они советуются, как им лучше поступить в связи с наступающим утром.
Коста слегка приспустил паруса, и Атанас направил фелюгу к пока еще невидимому берегу. Вскоре в серых сумерках они нашли широкую заводь и какое-то время шли по ней. Потом, с двух сторон фелюги зашуршали высокие камыши. Раздвигая их и сбавляя ход, она еще долго двигалась по этому камышовому царству, время от времени вспугивая сонных птиц. И наконец остановилась.
— Что? Уже приехали? — спросил Леня у проходившего мимо Косты, который опустил на дно фелюги мачты.
— Перва станция, — сказал Коста.
Над ними взвилась стая комаров. Они словно ждали их, налетели сразу, тонко зудя, забирались в нос, уши. Коста дотянулся до камышовых метелок, сломал несколько, раздал по одной гостям. Своею стал обмахиваться, показывая, как надо спасаться от нашествия комаров.
— Скоро комар нэт, — и Коста указал на восток, где уже показалось солнце.
И верно, когда солнце поднялось над камышами, комары как по команде исчезли, словно их никогда здесь и не было. Куда они делись — неизвестно.
Днем весь экипаж фелюги коротал время, кто как мог. Коста устроился на носу и там уснул. Атанас сидел на кнехте и задумчиво курил свою трубку. Елизавета Михайловна с Ленькой читали какую-то книгу, кажется, «Приключения Тома Сойера», но Лене книга не нравилась, он кривился и говорил, что у этих американцев какие-то совсем ненормальные пацаны. У них ни одной хорошей игры, и вообще они все там совсем как дети. Только с Геком Финном Леня не прочь был бы подружиться. Кольцов, сидя на носу, наблюдал за мелкими рыбешками, которые неторопливо сновали в воде. Они никого не боялись и у них там была полная гармония.
Потом они дважды принимались обедать.
Под вечер проснувшийся Коста искупался, подав тем самым пример другим. Атанас, в очередной раз выбив из своей трубки пепел, посмотрел на небо и что-то сказал Косте. По выражению их лиц Кольцов понял, что их что-то встревожило.
— Что-то случилось? — спросил он у Атанаса.
— Так. Мало… Чайка нет. В воду садись, берег ходи. Плохо.
— Что делать?
— Дом надо бежать.
Коста поднял мачты. Зашелестели и наполнились ветром паруса. Сам же сел на носу и, веслом раздвигая камыши, медленно проталкивал фелюгу на чистую воду.
В глубоких вечерних сумерках они проскочили сквозь узкую горловину залива и оказались в море.
Атанас снова долго смотрел на небо, на звезды. Они уже стали появляться на вечернем небе, и их то накрывали, то снова открывали быстро мчащиеся рваные облака. В сумерках уже еле проглядывался берег. Фелюга торопливо уходила от него в море.
Кольцов остановился возле Атанаса, спросил:
— Может, лучше вернуться? Переждем еще день.
— Назад — нет. Рифы, мели, — попыхивая трубкой, ответил Атанас. — Лучше — в море. Болгария близко. Дом близко. Хорошо.
В сумеречной дали скрылся берег: фелюга бежала вдоль него.
К Кольцову подошла Елизавета Михайловны, спросила, указывая взглядом на Атанаса:
— Они чем-то взволнованы?
— Возможно, будет шторм, — как можно спокойнее сказал Кольцов и успокаивающе объяснил: — Но они надеются добежать до границы с Болгарией и там от него спрятаться.
— Мы что же, так и не увидим шторм? — с некоторым сожалением спросил Леня у Кольцова.