За стойкой ресепшен стояла женщина с темными волосами в возрасте от тридцати до сорока лет, с карими глазами и забранными в тугой пучок волосами. Одета она была строго и улыбалась, как обычно улыбаются администраторы, – тепло, приятно, безучастно. Она оглядела нас, обратила внимание на пирсинг и футболку Ханны, на мои седые волосы, голубую медицинскую рубашку и следы крови, но ее улыбка не дрогнула ни на секунду.
– Я к мэру Моргану.
– У вас назначена встреча?
– Нет, не назначена.
Я кивнул на коридор, который вел вглубь здания.
– Я так понимаю, его кабинет дальше по коридору?
Она проследила за моим взглядом, и улыбка исчезла. Для меня это было равносильно подтверждению. Я пошел на запах воска. Он напоминал мне запах музеев и картинных галерей. Ханна была на пару шагов позади.
– Сэр, – крикнула мне секретарша. – Вы не можете туда идти.
– Могу и иду, – ответил я.
– Мистера Моргана сегодня нет на месте.
– Ну да, конечно.
– Он позвонил утром и сказал, что болен.
Что-то в ее голосе остановило меня на ходу. Я вернулся к стойке ресепшен.
– Он часто болеет?
– Простите, а вы кто?
Она, уже не таясь, откровенно рассматривала меня. И, судя по всему, решила, что я либо убийца, либо сумасшедший. Это можно было понять. Учитывая мой вид, я легко походил и на того, и на другого.
– Меня зовут Джефферсон Уинтер, я расследую убийство Сэма Гэллоуэя, и у меня очень мало времени на формальности. Поэтому буду очень благодарен, если вы просто ответите на вопрос.
Секретарша взволнованно замотала головой. Ее духи были дорогими, и я подумал, что, возможно, это подарок Джаспера. Может, да, может, нет. Возможно, я был излишне мнителен. Я практически все время вывожу людей на чистую воду и невольно выделяю в людях все самое плохое.
– Он никогда не болеет, – наконец вымолвила она.
– Что? Даже не простужается?
– Он простужался, но все равно выходил на работу. Такой он человек, все переносит на ногах.
– Когда он позвонил, как он говорил? Как будто был при смерти, да?
Она покачала головой.
– Как он говорил?
– Тихо и подавленно.
Слово «подавленно» никак не подходило под описание Джаспера Моргана. Он был альфа-самец в этом городке, и так было долгие годы. Ко всему прочему, он это знал. Тихим и подавленным он не мог быть никак.
– Но обычно же он не говорит тихо, правильно? Обычно он выкрикивает команды и делает вид, что это его владения? Что, наверное, недалеко от истины, – улыбнулся я. – Это должно было вас насторожить – то, что он такой тихий.
Секретарша практически улыбнулась мне в ответ.
– Да, похоже на то, – кивнула она.
– То есть он не простудился, горло у него не болит? Ничего ведь такого?
Она снова покачала головой.
– Скажите мне, что он вам сказал дословно, если сможете вспомнить. Попробуйте повторить слово за словом.
Женщина задумалась.
– Он сказал, что у него небольшое недомогание и он сегодня не придет. И попросил меня отменить все сегодняшние встречи.
– Именно так он и сказал? Что у него небольшое недомогание?
Она кивнула с довольным видом, как отличница, правильно ответившая на вопрос.
– А он сказал, когда выйдет на работу?
– Нет, только это. У нас был очень короткий разговор.
– Спасибо, – сказал я и пошел к дверям.
На улице я закурил и надел очки. Солнце палило изо всех сил, проникая сквозь тонкую ткань медрубашки и поджаривая мне кожу. Ханна протянула руку, и я дал ей сигареты и зажигалку.
– А у тебя разве своих сигарет нет?
– Я бросаю.
– С каких пор?
– Со времен Тэйлора.
– Не особо у тебя получается.
– Если он выживет, точно брошу. Обещаю.
Ханна зажгла сигарету и вернула мне пачку и зажигалку. Ее рука немного тряслась.
– Ты мне скажешь, какое отношение ко всему этому имеет Джаспер Морган?
– Может, какое-то, может, никакого.
– Это ты уже в ресторане говорил.
– Но сейчас я больше склонен верить, что какое-то, чем никакого. Его разговор с секретаршей очень подозрителен. Если ты заболел, то говоришь, что простудился или у тебя температура, кашель. Что-то вроде этого. Ты не говоришь, что у тебя небольшое недомогание – так говорят только в черно-белых фильмах сороковых годов. И ты обязательно сообщаешь, когда будешь в офисе – либо завтра, либо через пару дней или пару месяцев. Никто не допускает такой неопределенности. Людям нужно как-то встроить болезнь коллеги в свои планы, и они могут это сделать, только если есть какая-то информация от него, пусть даже условная. А уж если ты самый главный человек в Игл-Крике и никогда не брал выходной, ты уж точно дашь комментарий насчет своего возвращения.
Ханна курила и думала.
– То есть нам нужно поехать и поговорить с Джаспером Морганом.
– Именно это нам и нужно сделать.
Дом Джаспера Моргана был отделен от остального мира своим личным лесом – обширной полосой, площадь которой удобнее измерять не в сотках, а в квадратных километрах. Землю, скорее всего, купили во время дейтонской нефтяной лихорадки в начале прошлого века. Рэндалл Морган, без сомнений, заплатил маленькую толику ее реальной стоимости и вообще не испытал ни малейших хлопот во время покупки.
Мы ехали по длинной узкой дороге, которая была ухожена ничуть не меньше, чем Мейн-стрит. Она огибала деревья и подчинялась естественным изгибам и рельефу местности. Наконец мы поднялись на пригорок и съехали на широкую открытую равнину.
Дом стоял в конце большого озера в форме капли, прямо у самой воды. По сравнению с этим домом из камня и дерева коттедж Гэллоуэя казался жалкой лачужкой. Дерево было покрашено в холодный серый цвет, а камень был белым, как все муниципальные здания на главной площади.
В целом дом был похож на отель на восточном побережье, где-нибудь в Новой Англии. Но если изменить угол обзора, становились видны башенки и характерная крыша французского шато. А с третьего ракурса открывалось что-то очень строгое, уместное в средневековой Германии. Огромный фонтан у главного входа был похож на фонтаны на пьяццах в Риме. Два массивных жеребца восставали из воды, а в качестве наездниц выступали две обнаженные женщины. Этот фонтан отлично бы смотрелся в Риме, здесь же эта конструкция выглядела слишком кричаще. В целом дом служил олицетворением того, что деньги не обязательно предполагают хороший вкус.