Из земли под нами вырвался низкий и жутковатый звук, похожий на плач сломанной виолончели. Доктор Бредли и Канавар от неожиданности подпрыгнули. Вдвоем они схватили Торквина и потащили его вниз по лестнице.
Земля задрожала. Стены мавзолея засветились, их поверхность замерцала и начала расплываться. Мы поспешили отползти подальше. Вокруг, подхваченные вибрацией, прыгали мелкие камешки.
Мавзолей залило светом. И затем, точно так же, как появился, он растворился в воздухе. Первой исчезла колесница, затем крыша, и вот пришел черед стен.
Осталась лишь залитая лунным светом гора каменного мусора, на вершине которой лежали две соединенные таблички с числом «семь».
Папа, с вытянутым и белым как лист лицом, опустился рядом с нами на колени.
– Джек, твое плечо… – произнес он. – Я сначала не заметил…
Я посмотрел вниз. Моя футболка была разорвана, и из ран, оставленных когтями грифона, сочилась кровь.
– Это всего лишь царапины, – сказал я.
– Их нужно обработать, – решительно заявила доктор Бредли. – И всех вас осмотреть.
Пока она занималась моим плечом, папа прикрыл мою ладонь своей, теплой и приносящей покой.
– Расскажи нам все, Джек, с самого начала. Пожалуйста.
Сделав глубокий вдох, я поведал им обо всем, что только смог. Начиная с вод Ностальгикоса и реки огня, продолжая дворцом Артемисии и смертью Бегада и заканчивая возвращением назад на грифоне. Эли и Касс уточняли детали.
Папа слушал, молча кивая и морщась в грустных моментах. Мы преодолели долгий путь из Монголии. Его любовь к расспросам, скептицизм и упрямство – все это ненадолго отошло на задний план.
Сейчас он мне верил. Я знал это. Он верил во все.
Когда я закончил, папа тяжело вздохнул:
– Бегад ушел. Он отдал свою жизнь ради вас. А у меня так и не оказалось шанса простить его. Сказать, что больше не виню его за случившееся с мамой.
Доктор Бредли смахнула с глаз слезы:
– Думаю, он и так это знал.
– Да, – послышался приглушенный рокот голоса Торквина. – Он знал.
Он сидел на земле, к нам спиной. Устремив взгляд прямо в темноту.
Туда, где он в последний раз видел профессора Бегада.
Я очнулся от сна без снов в душном гостиничном номере. Духота стояла невообразимая, и простыню подо мной можно было выжимать. Из радиочасов грохотала музыка, и повсюду кто-то лежал: на соседней кровати – Касс, на раскладном диване – Эли и доктор Бредли и на раскладушке – папа. Дверь в шкаф была открыта, и внутри, свернувшись калачиком, спал Канавар. Снаружи в лучах недавно взошедшего солнца бродил Торквин. На нас на всех была вчерашняя одежда.
– Проснись и пой, – простонал я. Встав с постели, я зашел в ванную и открыл окно. Мы были совсем рядом с шоссе, и воздух здесь сильно пах бензином.
– У этой гостиницы несвежее дыхание, – подал голос Касс.
– Извини, но это лучшее, что нам удалось найти в четыре часа утра, – отозвался папа.
Мы по очереди приняли душ. Папа был последним. Говорили мало. Касс не отрывался от стопки бумаги и карандаша, которые взял со стола. Я видел, как он вывел наверху «МИССИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ?»
Секунду он смотрел на написанное, после чего торопливо стер вопросительный знак.
Я опустился на диван. Голова болела, а плечо распухло и ныло. Мы договорились провести этим утром совещание, обсудить будущее в мире без Бегада.
Будущее, представляющееся очень и очень недолгим.
В нарастающем напряжении папа стал кружить по комнате, когда из шкафа появилась скорченная фигура Канавара. Он сел в углу, поймал что-то у себя в волосах и тихо сунул это в рот.
– Я этого не видел, – пробормотал Касс.
– Артемисия, – приступил к делу папа. – Она сказала вам, что локулус был украден, так? Она привела какие-то доказательства своих слов?
– Нет, – ответил Касс.
– Может, она солгала? – предположил папа.
Я покачал головой:
– За все время, что мы провели там – в лесу, в центре управления, во дворце, – я ни разу не почувствовал Песню гептакиклоса.
– Оно большое, это Бо’глу? – спросила доктор Бредли.
– Мы видели, наверное, с половину, если сложить то, когда мы шли пешком и когда летели на грифоне. – Касс испуганно сглотнул. – А что? Вы предлагаете нам вернуться?
– Уверена, Артемисия не лгала, – заявила Эли. – У нее не было причин прятать его от нас. Локулус явно ее раздражал.
Касс кивнул:
– Еще одно: будь локулус в Бо’глу, Надин бы от него не отлипала. Грифонов вывели специально для охраны локули.
– Ладно, тогда остается вопрос, кто мог знать о локулусе и пожелать его украсть, – подвел к главному папа. – По мне, так у нас есть лишь два варианта.
– Институт Караи этого не делал, – сказала доктор Бредли. – Иначе бы профессор Бегад знал.
– Остается Масса, – продолжил я. – Но мы были в их штабе. Они нам все уши прожужжали о своем величии и обо всех тех крутых вещах, которые могут для нас сделать. Но они ни словом не обмолвились о том, что у них есть локулус. А будь он у них, они бы наверняка об этом упомянули, как считаете? Плюс мы лично были в том сейфе, где они хранили локули…
– И их там было всего два, – подхватил Касс. – Те, что они забрали у нас. Никаких других не было.
Разговор зашел в тупик. Комната погрузилась в молчание. Снаружи какой-то водитель посигналил Торквину, бормочущему что-то себе под нос и подобравшемуся опасно близко к шоссе.
– Позволено ли мне будет вставить слово? – подняв руку, пропищал Канавар.
Мы все повернулись к нему, и он неуютно поежился.
– Э-э, полагаю, сие стоит воспринять как «да», – сказал он. – Итак, как я уже имел честь упомянуть во время нашего знакомства, многие сокровища мавзолея были украдены столетия назад. Возможно, локулус был среди них.
– Невозможно, – отрезал я. – Вход в мавзолей требует наличия отметины в форме лямбды.
– Да-да, я понимаю, – закивал Канавар. – Однако доподлинно известно, что многие расхитители гробниц нанимали юношей за их способность проникать в узкие пространства. Нельзя же утверждать, что среди них не было ни одного со знаком лямбды, не так ли? Или среди ваших предков не было одаренных представителей с сей генетической аномалией?
Его слова повисли в затхлом гостиничном воздухе.
Мы с Кассом и Эли переглянулись. Конечно же, в прошлом были и другие Избранные. Папа и мама лично их изучали. Но какова вероятность, что один из них жил в Турции и умудрился попасть в мавзолей?