Он не отпускает топор и продолжает – спокойным, мягким тоном, будто разговаривает с ребенком:
– Вы с приятелями гасили об меня сигареты, а потом заперли в сауне и включили агрегат.
Торгни молча слушает и, похоже, не понимает.
– А потом заперли в сауне и включили агрегат.
– Я?!
– Ты и трое других.
– Зачем?
Ян не отвечает. Барабанный бой в голове все настойчивей.
– Я знаю, что ты меня помнишь. Ты, Петер Мальм, Никлас Свенссон и Кристер Вильгельмссон… Твои друзья. Те, которых убили в лесу.
– Я знаю, что там случилось.
Ян косится в сторону. Он не видит Затаившегося, но знает, что тот где-то у него за спиной.
– Кристер зарезал Никласа и Петера, – тихо продолжает Торгни. – Прямо в палатке…
Ян недоуменно смотрит на него.
Торгни говорит с каждой минутой все громче и быстрее:
– Кристер зарезал Никласа и Петера! Они поехали с палаткой на озеро. В последнюю школьную неделю. Meня там не было, так что я не все знаю… почему-то поссорились. Петер, как всегда… ему обязательно надо было сломать человека, подчинить его себе. А Кристер не выдержал. У него был с собой нож… Дождался, пока Никлас и Петер уснут, заколол их прямо через палатку и сбросил в озеро. Побежал, ничего не видя от страха, и угодил под машину.
Ян медленно покачал головой:
– Это не Кристер. Это был…
– Это Кристер. Он у нас всегда был как бы… второй сорт. Конечно, тусовался он с нами, но был в самом низу.
– Я был в самом низу.
– Нет. Ты для нас ничего не значил… просто оказался на дороге.
Яна что-то словно ужалило. И он повернулся.
Затаившийся исчез.
И Торгни завертел головой:
– Филип? Где Филип?
Ян бросается к выходу. Чуть не сбивает с ног вошедшего покупателя и вылетает на морозную улицу. На улице народу прибавилось. Ни одного знакомого лица.
Он видит свою «вольво», выезжающую с парковки. За рулем – Затаившийся, а рядом с ним маленькая головка. Пятилетний мальчик.
Ян бежит наперерез, машет руками, но Затаившийся даже не смотрит в его сторону. Сворачивает направо.
– Рёссель!
Мальчик, похоже, услышал его крик, повернул голову и посмотрел, но машина не останавливается.
Ян прекрасно понимает, куда везет мальчика Затаившийся. В лесной бункер с бетонными стенами. Он запрет его там – но на этот раз не на два дня. На недели, месяцы, может быть, навечно. Разве не об этом мечтал Ян? Последняя месть Банде четырех – похитить ребенка.
– Рёссель! Остановись!
Ему показалось, Рёссель повернул голову в его сторону, но скорости не снизил.
Ян бежит изо всех сил вдоль тротуара… что это? Машина замедлила ход и остановилась… нет. Красный свет. Рёссель показывает правый поворот и скрывается из виду вместе с сыном Торгни Фридмана. Бесследно. Навсегда.
Ян ничего не может предпринять. Что он наделал? Он горько, до боли в горле, раскаивается, что поддался на уговоры Рёсселя. Поддался? Разве это был не его выбор?
Примириться или отомстить? Он решил мстить.
Он ошибся в выборе.
Он сидит за рулем, следит за дорогой… Этот путь в ночи – уже не фантазия. На этот раз он выбрал иное. Он не поедет в Нордбру с Рёсселем, не будет встречаться с Торгни Фридманом, не примет участия в похищении его пятилетнего сына.
Как живо он представил себе все это, как наяву… но зато теперь у него нет никакого желания мстить. Он давно знает, что все фантазии о свирепой мести кончаются одинаково: ужас, раскаяние и одиночество.
Они ехали по ночной трассе уже почти час. Пригороды Гётеборга. Собственно, дорогу указывал Рёссель. Как только Ян сделал свой окончательный выбор, он отнял бритву от его горла.
– Я знал, что ты так решишь, – только и сказал он.
Рёссель сидит, развалившись на просторном заднем сиденье «вольво».
– Все правильно… скоро въедем в лес, и покажу тебе могилу. Я держу свое слово.
– А потом? Вернешься в больницу?
– А как же…
– Там есть хорошие психологи. Они тебе помогут.
– Психологи… – хохотнул Рёссель. – Психологи хотят подогнать ответы под свои шаблоны. Какое у тебя было детство, не было ли в роду умалишенных… Им надо найти причину: что там такое случилось в моем кошмарном детстве, что я колесил по стране на кемпере и отлавливал юнцов. Но такой причины нет! Мир, оказывается, не укладывается в их папки с психологическими моделями. Хочешь услышать, почему я это делал?
– Нет. Не хочу.
– Потому что я злодей. – Рёссель будто и не заметил ответа. – Потому что я – наследник Сатаны, повелитель жизни и смерти… А может, и не поэтому. Может, потому, что сопляки эти были пьяны и беззащитны, а я трезв и силен. Еще проще. – Он оттолкнулся от спинки сиденья и наклонился к Яну: – А может, я вообще ни в чем не виновен?
Яну вовсе не хочется выслушивать его признания.
– А ты был когда-нибудь в лесах под Нордбру?
– Нордбру? Нет… так далеко на север я не забирался.
Врет? Может быть, и нет… Может быть, простой ответ, который его подсознание вложило в уста Торгни Фридмана, и в самом деле все объясняет: один из Банды четырех сам убил двоих приятелей. Они издевались не только над Яном, но и над своим товарищем тоже – и он не выдержал.
В самом деле, Рёссель прав: мир не в одну модель не укладывается. Фундаментальная черта мироздания – непроглядная тьма. Ян вспомнил, как на уроке рисования учитель показывал «Черный квадрат» Малевича. Тогда это показалось ему розыгрышем.
Случайно глаз его падает на датчик топлива – стрелка вошла в красный сектор. Сейчас загорится желтая лампочка – он не заправлялся перед поездкой.
Впереди на дороге сияет логотип «Статойла» – желтая подкова на синем фоне.
– Пора залить бензин.
Молчание. Он смотрит в зеркало заднего вида – Рёссель опять откинулся на спинку и, похоже, дремлет. Ян решается обернуться – бритва лежит рядом на сиденье, рука – на баллончике со слезоточивым газом.
Ян решительно сворачивает на заправку, забитую темными фурами, подъезжает к колонке и достает из бумажника карточку. Наклоняется, чтобы выйти из машины, и в живот ему упираются взятые в последнюю секунду у Карла пластиковые наручники.
И что? Попытаться обезвредить Рёсселя, если представится возможность?
Или… может же так случиться: на заправку заезжает патрульная полицейская машина. Сдать им Рёсселя? Но тогда он никогда не узнает, где могила брата Лилиан.