Рёссель дожидается его с лопатой в руке. Убедившись, что Ян никуда не делся, подходит к одинокой сосне.
– Вот сюда я и пришел в ту ночь… Бродил тут и раньше, так что местность знакомая. Последний раз незадолго перед… перед этим был сильный зимний шторм. Бурелом… И сосенку эту тоже наклонило, так что все корни были видны. И пустая яма.
Ян поднимает Ангела. Плато метров пятнадцать – двадцать шириной. С другой стороны – обрыв, а внизу – то самое дикое нагромождение валунов.
Здесь, на плато, никакой поросли, ни одного кустика – только эта сосна. И никаких следов ветровала – дерево растет прямо, хотя хвоя местами пожелтела и осыпалась.
– Где он?
– Здесь. – Рёссель подошел к сосне. Голос его звучит совершенно механически, как у робота. – Я принес тело сюда, сбросил в яму, уперся в ствол и выровнял дерево. И все… исчез парень.
Ян посветил на сосну Ангелом:
– Она умирает.
– Теперь – да…
Рёссель отходит на шаг от дерева и расстилает на земле одеяло. Потом говорит:
– Копай… рядом со стволом.
Ян смотрит на корни… копать будет нелегко. Думает о корнях, о тайнах… а главное, о своем выборе.
Поднимает лопату. С размаха всаживает в землю и начинает копать.
Копать трудно – земля неподатливая и твердая, к тому же мешают корни. Рёссель стоит по другую сторону сосны с лопатой в руке, но не копает – смотрит, как это делает Ян. Рядом с сосной растет холмик выкопанной земли. Время от времени Ян нажимает кнопку на Ангеле и светит в увеличивающуюся яму, но ничего не видно.
– Продолжай.
И Ян продолжает.
Некоторые корни настолько толсты, что перерубить невозможно, приходится выковыривать из-под них землю буквально по горсточке.
Он останавливается передохнуть и смотрит на часы. Без четверти час. Руки болят, но он не обращает внимания и снова приступает к работе.
Еще один корень… или это не корень? Нет, это что-то другое.
Человеческая кость. Он замирает на полувзмахе, опять включает Ангела и видит, что не ошибся: перед ним пожелтевшая, с прилипшими комьями земли человеческая кость.
А вот еще. И еще. Кости и лохмотья полусгнившей ткани.
Рёссель удовлетворенно кивает:
– Продолжай.
– Я могу его повредить…
– Его? Не его, а что. Всего лишь тело. Труп.
Ян начинает осторожно разбирать землю. Молча. Осторожно подкапывает землю вокруг, в основном руками. Постепенно появляется весь скелет. Но за эти годы корни выросли, некоторые кости поломаны, другие отсутствуют.
Через полчаса от влажной стены раскопа отделяется большой камень и тихо скатывается в яму.
Нет, не камень. Это череп. Яну вовсе не хочется его рассматривать, но он сразу замечает, что кое-где на черепе сохранились остатки полуистлевшей кожи, похожие на тонкий пергамент.
Рёссель молча спускается в яму, достает по одной кости и передает Яну. Ян раскладывает их на одеяле. Череп тоже.
Наконец работа закончена. Костей больше нет.
– Все? – спрашивает Ян.
– Вроде бы все… – Рёссель вылезает из ямы, делает глоток водки из бутылки, морщится и неожиданно улыбается: – Осталось завершить все это дело.
Стоит, опершись на лопату.
– Завершить?
Ответа на вопрос он не получает, но внезапно слышит шорох за спиной.
Шорох шагов.
Рёссель смотрит ему за спину:
– Добро пожаловать…
– Здравствуй, Иван, – тихий голос в темноте.
Женский голос.
Ян поворачивает голову, поднимает Ангела и видит знакомое лицо.
– Привет, Ян.
Ханна Аронссон. На руках у нее маленькое тельце. Ребенок. Он спит, но почему-то с повязкой на глазах.
Или его усыпили.
Мальчик.
Через пятнадцать секунд Ян приходит в себя.
Рёссель. Пока Ян мучительно соображал, как здесь очутилась Ханна и что это за мальчик, – резкий замах лопатой, удар по правой голени под коленом, и Ян как сноп повалился на скалу, ошеломленный резкой болью и внезапно подступившей тошнотой. И тут же провалился в небытие.
– Все прошло нормально? – слышит он голос Рёсселя.
И ответ Ханны:
– Да… пришлось только подождать, пока он останется один.
– Хорошо…
Ян постепенно приходит в себя. Холод начинает проникать сквозь одежду. Он открывает глаза. Две тени в нескольких метрах от него.
– Он тебя не видел?
– Нет… никто меня не видел.
Рёссель опустил лопату и, похоже, расслабился. Делает шаг вперед, обнимает Ханну и целует в щеку. Очень неуверенно, движения неуклюжие – видно, что либо отвык от близости с женщиной, либо никогда и не привыкал.
– Я уже начал скучать…
Теперь Ян узнал и мальчика. Это Лео. Лео Лундберг из подготовительной школы. Пять лет от роду, исчез из приемной семьи, разыскивается – Ян вспомнил вечерний звонок Марии-Луизы.
Широкая черная повязка на глазах. Мальчик дышит, но он, скорее всего, усыплен – безвольно висит на руках у Ханны.
У Яна то и дело темнеет в глазах от боли, но он видит, как в театре теней, – Рёссель берет Лео у Ханны и кладет рядом с ямой под сосной.
– Здесь ему и место приготовлено, – слышит он.
Боль в голени понемногу отпускает, и Ян приподнимается на локте.
Но Рёссель, очевидно, не выпускал его из виду.
– Не шевелись, – тихо, но с угрозой произносит он.
Ян согласно кивает, но все равно садится. Пытается встретиться глазами с Ханной:
– Что вы делаете? Зачем вы притащили сюда Лео?
– Мы? – Рёссель пожимает плечами. – Мы никого сюда не притаскивали. Это ты его притащил.
– Я?
– Это место преступления. Здесь все завершается. Ты даже карту нарисовал… Карта с признанием, что ты натворил. Лежит в машине и ждет полицию. Ты же от первого лица писал.
Ян слышит его слова, но на Рёсселя даже не смотрит. Он не сводит глаз с Ханны:
– А ты какое имеешь к этому отношение, Ханна?
Она бросает на него короткий взгляд и тут же отворачивается. Только глаза блеснули в свете Ангела – пустые и блестящие. Как всегда.
– Очень сожалею, – говорит она, не глядя на него. – Очень и очень сожалею, но ты слишком уж хорошо нам подходишь… И ты можешь спасти Ивана, если признаешься в преступлениях, в которых его подозревают.