Костя попытался, только рискнул вообразить, что же там творится среди шелковых волокон этого кокона, и у него закружилась голова. Ему рано еще было, не окреп… И он отступился, перевел мысли в привычное русло и подумал о том, как завтра, нет – сегодня, усядется в кресле второго навигатора. Поплотнее, поудобнее, надолго – пока не придет пора занять кресло первого. Опустит пальцы на клавиши управления и будет с полным осознанием собственной значимости выслушивать четкие и весомые команды мастера и сам в свою очередь отдавать такие же команды.
Открыты мне Небесные врата,
Из перьев птиц я надеваю платье;
Взнуздав дракона, мчусь я неспроста
Туда, где ждут меня мои собратья… [5]
И все будет замечательно.
10.
Навстречу Косте из-за двери со светящимся красным крестом выскочил Ертаулов, розовый и счастливый. На ходу он застегивал форменную куртку.
– Чист, непорочен, и хвост заворочен! – объявил он. – Через полтора часа улетаю в Галактику, а вы как знаете. Рашуленька, идем пить кофе, а Костя нас догонит.
– Мастер уже прошел? – спросил Кратов, испытывая совсем уж никчемную в такой момент слабость в поджилках.
– Еще чего! – изумился Стас. – У него же «вечная карта». Мастер с брезгливой миной – мол, знаю я вас, штафирок, – заходит в медпост, сует карту в нос ближайшему эскулапу. Все встают и делают под козырек, после чего он садится и требует себе прохладительного.
– Значит, он тоже там?
– Где же ему быть?!
– Хотела бы я видеть, как этот дедушка делает под козырек нашему мастеру, – сказала Рашида с сомнением.
– Пожалуй, ты права, – согласился Ертаулов. – Такой старичок свободно мог и начихать на любую «вечную карту». Знаешь, кто он? Я тебе потом расскажу, – он подхватил улыбающуюся Рашиду под руку. – Мы ждем тебя в баре, Второй. Только не рассиживайся там, не груби медикам. А то, не ровен час, и впрямь снимут тебя с полета. Вот будет конфузия! Представляешь, Рашуля, – обратился он к девушке, возмущенно возвышая голос. – Заявляется наш Второй едва ли не под утро, весь в губной помаде…
Костя нахмурился и толкнул дверь.
Казалось, яркий свет бил сразу со всех сторон, и даже от пола исходило некоторое сияние. Первым, что бросилось Кратову в глаза, было громоздкое сооружение, напоминавшее заблаговременно распахнутый саркофаг. Среди звездоходов оно было известно под названием «Железная дева» и предназначалось для сбора информации о телесном благополучии по всем параметрам сразу. По сути этот саркофаг являл собой архисложную систему самых разнообразных датчиков. Косте он был не в новинку, и при виде него тот самым непонятным образом успокоился.
Рядом с «Железной девой» за невысоким столиком сидели двое в белых одеяниях, что символизировало их принадлежность к медицинской службе. Один – глубокий старец, совершенно лысый и почти черный от «загара тысячи звезд». Он глядел на Кратова в упор бесцветными глазами, больше похожими на пуговицы, и даже не мигал. Другой выглядел ненамного старше самого Кратова и, судя по всему, очутился здесь волей случая: не то по делам своего ведомства, не то собирал материалы для какой-нибудь там монографии о воздействии космических факторов на человеческий организм. Тонкие льняные волосы его ниспадали на плечи, губы в мягкой светлой бороде непрестанно шевелились, будто он с трудом сдерживался, чтобы не проронить лишнего слова. Еще один медик в белых же брюках и пестром свитере сидел спиной возле терминалов «Железной девы» и что-то записывал. В углу за отдельным столиком, в глубоком кресле возлежал Пазур. Перед ним действительно стоял высокий запотевший стакан.
– Здравствуйте, – сказал Костя.
Губы молодого медика нервно задергались. Пазур недовольно поморщился, а старец продолжал буравить Кратова стеклянными глазками.
– Второй навигатор мини-трампа «пятьсот-пятьсот» Константин Кратов, – спохватился тот. – Прибыл для предполетного медицинского осмотра.
– Хвала аллаху, – проворчал Пазур и потянулся за стаканом.
– Карту! – хрипло каркнул старец.
Костя поспешно подал ему свою личную карточку – белый пластиковый квадратик размером с ладонь. Старец тщательно осмотрел ее со всех сторон, будто опасался подделки. Затем не глядя ткнул человеку в свитере, который так же, не глядя, принял ее и уронил в щель дешифратора.
– Подлинная, – сказал он, не оборачиваясь.
– Раздевайтесь, – проскрипел старец.
Костя медленно избавился от одежды, с подчеркнутой аккуратностью сложил ее на пустом диване за ширмой, после чего вернулся в центр комнаты, слегка холодея от смущения. Пазур неопределенно хмыкнул. Молодой медик откинулся в своем кресле. На его лице было написано глубочайшее удовлетворение.
– Титан, – сказал он звучно. – Геркулес!
Человек в свитере наконец обернулся. У него было унылое вытянутое лицо, похожее на добрую лошадиную морду.
– Что и говорить, – произнес он со вздохом. – Красивый мальчик. Но девочка была лучше.
Костя вдруг представил, как с полчаса назад вся эта компания точно так же таращилась на обнаженную Рашиду, и почувствовал, что начинает злиться. Менее всего его беспокоил старик с пустым равнодушным взглядом. Но лучше бы здесь не было этого самодовольного молодца, и уж во всяком случае – мастера!
– Все хороши, – сказал молодец. – О девушке у меня и слов не находится, но там прекрасная наследственность. А тут нечто иное. Кропотливая, тщательная, умная работа над собственным телом. Совершенство силы. Великолепная мышечная архитектура. Что это? – спросил он Кратова. – Гимнастика, борьба? Или же, пронеси Господи, тривиальный атлетизм?
– Борьба, – пробурчал Костя.
– Вы знаете, я не только медик. Я еще и скульптор. Не знаю, кто я больше… Моя фамилия Кристенсен, не слыхали? – Костя отрицательно мотнул головой. – Недавно у меня была выставка в Стокгольмском Центре искусств. По моим сведениям, отзывы неплохие. Верьте профессионалу: вашему телу можно завидовать. Вот я так просто погибаю от зависти. И еще от сожаления, что такой материал через несколько часов улетит из моих рук неведомо куда, а я даже не успею вас запомнить.
– Это еще неизвестно, – внезапно лязгнул старец. – Улетит материал или не улетит, покажет осмотр.
– Вот я сижу здесь, – продолжал Кристенсен, – и думаю о том, как мне уговорить вас троих после полета прийти в мою мастерскую в Висбю, на Готланде. Я задумался об этом, когда здесь побывала девушка. А когда пришли вы, я понял, что это просто необходимо для меня. Да и для человечества, впрочем, тоже, – Пазур в своем углу снова хмыкнул. – Напрасно иронизируете, командир. У вас прекрасный экипаж, а вы того не понимаете.
– Прекрасный экипаж или из рук вон, я увижу только в полете, – сказал Пазур.