Башня континуума | Страница: 132

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

«Ведь переживет… всех нас переживет!» — подумал с неприязнью Кит.

— Я видел утром вашу пресс-конференцию, наконец вы собрались, выступили прекрасно. Совсем другое дело. Что у нас с контрактами на строительство Би-портов?

— Завтра я встречаюсь с директором «Государственных Би-магистралей» и губернатором Лудда Хартом, — послушно отчитался Кит, — мы подпишем контракт.

Мерфи распорядился, чтобы дорогому гостю принесли кофе.

— Или что-то покрепче? Ведь вы уже большой мальчик.

— Благодарю, обойдусь кофе.

— Насколько мне известно, у администрации Лудда грандиозные планы по поводу строительства Би-порта. Со временем они планируют превратить Лудд в туристический центр, сравнимый по значимости с Салемом и Луизитанией. Представьте, миллионы туристов смогут насладиться созерцанием величайшего исторического памятника всех времен — остовом Черного Триумвирата.

Кит помешал свой дымящийся напиток ложечкой.

— В принципе… для отдельных искателей истины… и просто любопытных… это возможно и сейчас.

— Возможно, но трудновато. Из Форта Сибирь, допустим, придется добираться до Областей Великой Монголии, а оттуда — на Джет-корабле в течение двух месяцев. Сами понимаете, такое испытание выдержать под силу далеко не каждому.

Кит подул в чашку и кивнул. Он сам до сих пор с содроганием вспоминал пять дней сплошной тряски на борту Джет-корабля, который нес его на Дезерет. А ведь современные Джет-корабли были на порядки комфортабельней, надежней и неизмеримо быстрей своих древних прототипов. Оставалось восхищаться и поражаться мужеству и выносливости людей, решившихся полторы тысячи лет тому назад штурмовать бескрайний космос в наглухо закупоренных подобиях консервных банок.

— Дэнни, кажется, ездил посмотреть на останки Триумвирата, когда жил в луддитской Коммуне.

— Припоминаю. Это был тот год, когда мы, фактически, потеряли вашего очаровательного братца из вида.

— Не то, чтобы потеряли… само собой, мы знали, где он… хотя я до сих пор не перестаю поражаться, как ловко луддиты засекали и отстреливали из своих громоздких старинных арбалетов наших превосходно обученных и вооруженных до зубов сотрудников службы безопасности. Как бы у нас не возникло проблем с этими дикарями.

— В любом случае, это не наши проблемы, а проблемы администрации Лудда и губернатора Харта, — заметил Мерфи вполне резонно.

Кит подождал, пока старик заведет речь о заводе, взрыве, повстанцах и Сэйнте, но Мерфи ничего не говорил, а сидел и смотрел молча, очень прямо. На несколько дивных мгновений Киту показалось, будто Мерфи скончался. Он затаил дыхание, ощущая, как в горле клокочет крик радости, но тут старик моргнул.

— Черт!

— Вы все еще здесь, Кристофер? Убирайтесь.

Кит встал, одергивая манжеты.

— Как грубо, я могу обидеться, в конце концов.

Старика потянуло на откровенность, что случалось с ним крайне редко.

— Кристофер, вам невдомек, а я каждый раз, когда смотрю на вас, вспоминаю вашего отца, и деда, и прадеда. И я испытываю нестерпимую боль. Не какую-то там воспетую дрянными поэтами мифическую душевную боль, а вполне осязаемую, физическую. Семьдесят лет адской боли! Не чересчур ли?

Кит постоял, глядя на мумию в инвалидной коляске. Потом улыбнулся.

— Я долгие годы ждал, пока вы заведете этот разговор. Когда будете готовы, позовите. Я приду и выдерну из вашего тела эти трубки. Моя рука не дрогнет, вы сами знаете.

— Спасибо.

— О? Вы серьезно?

— А вы?

Кит покачал головой.

— Лучше пойду, пока мы оба с вами не провалились под землю. Провести в вашем обществе вечность — это перспектива стократ хуже смерти. Впрочем, я признателен, что вы поделились сокровенным. Впредь буду навещать вас почаще. До свидания.

3

«Итак, брат вернулся домой, живой и здоровый, пусть и с зияющей сквозной дырой в памяти. Жизнь стремительно возвращается в обыденное русло», — так подумал Дэниэл тем утром, когда первым, что он почуял при пробуждении, оказался восхитительный, щекочущий ноздри, сытный запах куриной лапши.

Одевшись в черное, как он всегда любил, Дэниэл спустился вниз и зашел на кухню, где Тереза творила свое кулинарное чародейство.

— Доброе утро.

— Доброе. Поздно вернулся вчера? — спросила она неодобрительно.

Проглотив зевок, Дэниэл только сейчас удосужился поглядеть на часы. Почти полдень. Накануне он засиделся с кое-какими приятелями. На ужасно захламленной конспиративной квартире они до утра пили крепкий кофе и абсент и обсуждали грядущее низвержение диктатуры. Славная подобралась компания. Опрятные, образованные мальчики из обеспеченных семей, в теплых свитерках, связанных любящими мамочками, которые упоенно жили страшной двойной жизнью: днями служили в офисах, банках и на бирже, а ночами планировали преступления во имя своей единственной возлюбленной — Революции.

— Посидел с приятелями, что здесь особенного.

Терри подала ему чашку чая и принялась готовить обильный завтрак из молока, яиц, зеленых помидоров, ветчины и четырех сортов сыра. Она не могла скрыть, что друзья Дэниэла несколько пугают ее.

— Некоторые из твоих друзей, Дэнни… извини, выглядят, как террористы.

— Ты шутишь? Да брось. В действительности все они — грустные маленькие лемминги, хотя, кое-кто при определенном стечении обстоятельств может оказаться небесполезен для нашего великого революционного дела.

— Нашего? — повторила Терри, косясь в сторону красавца-Гиацинта.

— Ты ведь не могла не заметить, сколько в мире вопиющей несправедливости, — сказал Дэниэл и подмигнул, заставив Терри смутиться. И себя заодно. Вчерашний хмель, похоже, не до конца выветрился из головы.

— Но… насилие — не выход. Могут пострадать невинные люди.

— Зажравшиеся буржуазные свиньи? Представители паразитирующих классов? Продажные политиканы?

Терри в глубине души не сумела не признать некоторую тревожащую правоту его слов.

— Извини, я плохо разбираюсь в политике…

— И потому едешь в ночлежку, чтобы кормить бездомных супом.

— Да, это совсем немного, но я делаю все, что в моих силах.

Если серьезно, Дэниэл не думал, что Терезе стоит ехать в ночлежку. Ей было лучше поберечься, особенно в ее интересном положении. Полбеды, что бродяги, притаскивающиеся в ночлежку, и впрямь кишели вшами. Этот сброд мог с легкостью прикончить родную мать ради дозы, бутылки или блестящей монеты. Многие именно так и поступили, и оттого среди визитеров ночлежки имелось предостаточно бывших заключенных, включая опасных рецидивистов.

Дэниэл попытался донести до Терезы свои опасения, но ей это не понравилось. Куда делись ее кротость и тихое очарование? Тереза намеревалась творить добро. Любой ценой. Любой! Ценой!