Телла сделала шаг вперед и ступила на первую ступеньку лестницы. Чтобы заговорить, это был самый подходящий момент. Но женщина никак не могла решиться. Что она могла сказать?
– Кто это? Кто? – толпа слегка оживилась.
– Эй, парни, Даг нам подарочек прислал!
– Эт' что за баба?
– Как она тебе, Тонг?
– Да отсюда не дотянуться!
– А ты поди пощупай!
– Га-га-га!
– Э! Парни! Я ее знаю! Дагова сука!
– Га-га-га!
– А ниче! Эй, Геран! Хочешь…
– Оу! Парни! Нам не баба, нам Даг нужен!
– Приморить засранца!
– Э, да что стоим? Поднапрем разом!
– А ну как стрелять начнут?
– Хо! И мы постреляем! Обосрался Даг! Точняк! Вишь, бабу выпустил: уламывать нас!
– А? Эу, подружка! Я уже уломался! Иди…
– А ну навались! Навались!!!
Телла попятилась назад, прижалась спиной к запертой двери. Во рту вдруг пересохло…
Даг, наблюдавший из окна, удовлетворенно улыбнулся. Идея оказалась верной: толпа оживилась. Первые уже карабкались на ограду. В них не стреляли. Это он, Даг, приказал не стрелять. Кто-то звонко лупил обухом топора по замку на воротах, но человек двадцать уже перебрались через ограждение и во всю прыть бежали по аллее к дому.
Они бежали прямо к ней! Телла видела широко открытые рты, блестящие крисы в поднятых руках, всклокоченные волосы. Ноги ее стали ватными. Женщина силилась что-то сказать, но губы ее только беспомощно вздрагивали. Защищаясь, она подняла руки… Бегущие были уже в десятке шагов от лестницы.
И – остановились, внезапно обнаружив, что – одни, на открытом месте, а остальная толпа – все еще за оградой. А в оконных тенях совершенно определенно угадываются арбалетчики.
Телла, не поворачиваясь, застучала ладонями в дверь. Но никто и не подумал открыть.
И тут с лязгом распахнулись ворота и толпа хлынула внутрь, запрудила все пространство перед домом, покатилась к дверям.
Даг смотрел, как чернь валит к его дому, и улыбался. Сейчас их встретят! Должен начаться бой, в котором жена «трагически погибнет»,– так, чтобы видели все. Тогда и с наследством споров не будет. А если Теллу не прикончат бунтовщики, то об этом позаботится Килон.
– Не надо,– прошептала женщина.– Пожалуйста, не надо!
И со всей ясностью поняла: сейчас ее убьют!
«Разбуди меня ночью, спроси: ''Для чего ты живешь?''
Я отвечу привычно и честно: ''А кто меня знает?''
Я – от Темной Воды; на челе у меня заклинанье:
''Я живу, чтобы жить!'' Это правда. Хотя и похоже на ложь.
Все, что дальше,– мое. Это только мое – и не трожь!
Самой нежной рукой прикоснешься – пронзительно больно!
Нет! Молчу! Я – поэт. И поэтому даже не волен
Завернуться в лохмотья из собственных сорванных кож!
И ты хочешь согреть меня? Ну так чего же ты ждешь?
Я слегка одичал, я отвык от дыханья чужого,
Но рубец на груди – он остался, тот выжженный желоб
С горькой солью от слез. От того-то я так не похож…
Ты придешь и уйдешь. Точно так, как ушедшие прежде.
Это храм, а не дом… В нем всегда не хватает тепла.
Он меняет гостей, как погода меняет одежду.
И не терпит одежд на исхлестанных наших телах!
Вот! Мы платим за все! Платим Временем. Или телами.
Что по сути – одно. Чу! Мой демон мне шепчет: ''Пора!''
Разбуди меня ночью, спроси: ''Ты останешься? С нами?''
Я остался б, клянусь!.. Только мне не дано выбирать!»
Лурд Серебряное Сердце, Баллада о темной воде
– Ну-ка, братцы, ну-ка! Дайте-ка пройти большому дяде! – добродушно покрикивал Нил, раздвигая толпу.
Хихарра и Онкронк следовали за ним, как малые корабли – за большим. Нил возвышался над головами, словно осадная башня – над городскими постройками. Кто-то узнал его.
– Нилон! Тот самый борец Нилон! – пробежало по толпе.
Самого Нила знали немногие, но имя было на слуху у фарангцев. Толпа, заробевшая было при виде арбалетчиков, вновь воодушевилась. Появился кто-то, кому подобает командовать – и первым идти под стрелы, разумеется! Самые воинственные и предприимчивые ушли воевать с южанами, те же, что остались, предпочитали драть глотку, а не воевать.
Отодвинув тех, кто толпился впереди, Нил шагнул на первую ступеньку лестницы. Он видел и арбалетчиков в окнах, и женщину, прижавшуюся к дверям.
– Вот паскудник! – бросил великан Хихарре.– Девкой прикрыться вздумал!
Теллу он не узнал. Страх исказил ее черты.
Зато Телла узнала своего «Тура», хотя его внешность переменилась гораздо больше. Она узнала бы Нила, будь у того даже другое тело. Вмиг сердце ее согрелось… и упало. Она поняла: великан смотрит на нее как на чужую. Не узнал. Забыл. Вот тут она испытала настоящий ужас:
– Нил…– прошептала она.
Сын вагара повернулся к толпе:
– Да вы, кажется, хотите войти, парни? – пробасил он.– Хотите войти, а вас не пускают?
Толпа заревела. Нил поднял руку, требуя тишины.
– А, может, они правы? – прорычал он.– Ведь это чужой дом, верно?
Ответом ему было молчание, а потом – глухой ропот.
– Чужой! – гаркнул Нил, перекрывая его мощью собственного голоса.– Зато ублюдок, что спрятался в нем, он – ваш! А? Так надо сказать ему – выходи! Выходи, слизень, если ты – мужчина! И тогда никто не тронет ни твоего дома, ни тех, кто в нем! Верно? А иначе все они отправятся в Нижний Мир!
«Все – умрут…» – услышала Телла. Другие слова как-то прошли мимо, остались только эти.
– Килон! – приказал Даг.– Убей бычка!
Слуга поднял арбалет. Широкая спина Нила была превосходной мишенью, а сам Килон – отличным стрелком. Он прицелился чуть ниже левой лопатки Нила и нажал на спусковой крючок.
На миг опередив сухой щелчок выстрела, Нил успел откачнуться вправо – все-таки он был сыном вагара. Стрела, оцарапав его плечо, угодила в грудь одного из фарангцев. Ноздри великана раздулись. Меч будто сам прыгнул ему в руку, свирепый рык выплеснулся из груди. Одним прыжком Нил преодолел лестницу.
Телла медленно поползла вдоль двери вниз – колени подогнулись. Нил схватил ее за плечо, чтобы отбросить в сторону… и узнал!
– Телла! – воскликнул он в изумлении.