Изнаночные швы времени | Страница: 27

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Олег, услышав от кузнеца Гордея, старшего из уходящих, что он с земляками решил переселиться в Устюжскую землю, подозрительно покосился на Феликса: не он ли подсказал этот выбор, чтобы им было по пути. Иначе откуда здесь, в мещерской глуши, знать про далекий город Устюг. Но Феликс только развел руками: ни при чем здесь я, брат боярин Олег Владимирович. Деланно, правда, развел, ну да ладно, что уж теперь о свершившемся говорить.

Спустя пять дней Феликс и Шурик сидели на высоком берегу Колокши, у ее слияния с Клязьмой, в восемнадцати примерно километрах к западу от Владимира. Тут они должны были встретиться с Олегом, который после возврата Нормана в 2246 год должен был явиться к великому князю Андрею Ярославичу и разведать, что и как с его казной. Было раннее утро, мир вокруг сузился до размеров небольшого круга – над обеими реками лежал густой туман.

Феликс против обыкновения почти не открывал рта, а Шурик, наоборот, говорил, не переставая. По пути он крепко подружился с сыном Гордея, Ефимом, а тот перезнакомил его со всеми деревенскими. И теперь Шурик был носителем массы разнообразных россказней и собственных впечатлений.

– А ты знаешь, что у них деревня никак не называется. Не называлась… Деревня – и все. Еще в округе были Выселки, Поселье, Поселки и Заводье. А там, ниже по реке…

– А почему называлась, а не называется? Случилось что?

– В смысле? – не понял Шурик. – Ушли же они… Значит, называлась. Не перебивай ты, Фил.

В следующие полчаса Феликс не перебивал и узнал, что леса, начинающиеся на правом берегу Бужи и тянущиеся на восток, к россыпи туголесских озер, и на северо-восток, к такой же группе – замошенской, называются у местных Дрежуть. И про несчастного, с которым экспедиция Олега встретилась после переброски, в деревне было известно.

– Они его злым лесовиком считают, – уточнил Шурик. – И зовут человечище.

Человечище, как считали местные, способно человека убить одним ударом, и даже медведи его сторонятся. Потом последовала небольшая пантомима: Шурик показывал, как именно оно убивает человека одним ударом и как именно медведи его сторонятся.

Это был грозный леший. С ним ни разу никому не удавалось сговориться, чтобы скотину, например, вернул. Ефим, вспоминал Шурик, рассказывал как-то у костра, шепотом, постоянно озираясь в темноту, что они против него и дорогу закрещивали, и лес грозили завязать, но ничего не помогало.

– Закрещивать – это, значит, взять дощечку или щепу, нарисовать на ней крестики, бросить на перекрестке дорог, на росстани, – пояснял Шурик. – И произнести вот такую примерно говорилку: «Царь лесной, царица лесная, маленькие детушки, нянюшки, служанушки! Отдайте мою милу божону скотинушку. А не отдадите, так я закрещу вам дорогу и не дам ходу по лесам, по водам и по всем сторонам». А завязать лес – это связать в трех местах верхушки деревьев и приговаривать: «Если ты корову, лесовой хозяин, не вернешь, не покажешь нам корову, мы весь лес завяжем твой».

– Да, жесткий лешак, – проворчал Феликс, почесывая правую ногу. Она совсем зажила, но иногда затекала, если долго оставишь ее в одном положении, и мучительно зудела.

– Ага, – подтвердил Шурик. В этот раз он решил, что Феликс его не перебивает, а только поддакивает. Поддакивание для любого рассказчика – лучше манны небесной. – Они считают, что появился лешак с юга, от Рязани. Гордей говорил, будто рязанских бог наказал, вот он и возник.

– За что наказал, не говорил?

– Грешники они большие. Там было несколько провалищ, некоторые совсем сгинули, а кто…

– Провалище – это что такое? – переспросил Феликс.

– Это города, деревни или отдельные дома, которые под землю уходят или под воду, – ответил Шурик. – Жители или совсем пропадают, или спасаются, но остаются полулюдьми. У них появляется что-то от зверей: рога, медвежья голова там, или копыта… Много вариантов есть. Это, вообще, очень интересная тема. Принято считать, что провалища бывают за грехи – это и Атлантида, и Содом с Гоморрой, и Свитязь, и Дураццо. Но я не совсем согласен! Как тогда с Китежем быть? Вроде чистой воды провалище, но там жители грешниками не были…

Шурик долго еще что-то говорил, но Феликс уже не слушал – так зацепило его слово «провалище».

«Провалище, – крутилось у него в голове. – Живешь-живешь – и на тебе: провалище… Или нашествие какое-нибудь. Грешил типа много. Или соседи твои. Хорошая отмазка… Враги пришли? Грабят, жгут, насилуют? Убивают и гонят в полон? Смиритесь, это – за грехи».

Он встал и начал прохаживаться вдоль обрыва. Солнце между тем поднималось, становилось теплее. Туман, окружавший их, зашевелился, начал отползать в тень, и внимание Феликса привлекло неопределенное движение на северном берегу Клязьмы, там, где шла дорога на Владимир. «Что это вообще может быть? – думал он. – Не разглядишь пока… Что за тени? Как будто толпа лосей…»

Тени были большие и бесформенные, а движения ритмично-покачивающиеся. Сначала Феликс просто лениво щурился, потом щуриться перестал, начал внимательно вглядываться. Через несколько минут благодушное выражение слетело с его лица, и он довольно нервно схватился за футляр с подзорной трубой, висевший на груди.

Но сразу успокоился – над головами конных дружинников слегка колыхался большой стяг, на котором был изображен седой старик с поднятой в левой руке книгой, которого Олег на прощание подробно описал. Звали старика Андрей Критский, жил он в VIII веке, был архиепископом Гортины [59] , а потом благодаря проповедям и стихам стал христианским святым. На Руси его изображение использовал только князь Андрей Ярославич, а потому сомнений быть не могло: именно его войско подходило сейчас со стороны Владимира к слиянию Клязьмы и Колокши.

Феликс очень любил все, что было связано с военным делом, и когда рассматривал воинский строй, внутри всегда поднимался замешанный на затершихся детских впечатлениях благоговейный тихий восторг, реальная жизнь растворялась в многочисленных «а если бы». Он представлял себя на патрульном космоджампере с обязывающим названием вроде «Бесстрашный», «Генерал Горбатов» [60] или «Этони Маколифф» [61] . Или в засаде на пиратов, например около Новой Гвинеи: опустишься под воду, почти не двигаешься, еле шевелишь руками и ногами; выставишь перископ на пиратов и смотришь: клюнут ли они на яхту с девушками из спецбатальона, чтобы взять их с поличным? Или, на худой конец, где-нибудь на китайской границе в камуфляжном комбинезоне с ооновскими шевронами отбивающим у полицейских беженцев, для которых взятка за спокойный переход границы оказалась слишком высокой и которые теперь пытаются пересечь ее тайком.