– Пойду-ка я посмотрю, что там у них, – сказала Пандора Нику. – Ключи от вашей комнаты у тебя?
Он сунул ей ключи, и она выскользнула из бара. Поднимаясь по лестнице, Пандора поздравляла себя с тем, что не упускает шанса, когда он сам плывет в руки. Именно так поступают Харперы; не то что другие – те, кто предается пустым мечтаниям!
Пандора тихонько остановилась возле полуоткрытой двери в комнату Зака и Ника. Почему Ник не сказал, что дверь не заперта? Номер был такой маленький, что она могла видеть его отсюда почти| целиком. В комнате горел только ночник на тумбочке между кроватями, на дальней кровати навзничь лежал Зак – наверное, нечаянно уснул в жарко натопленной комнате. Его горнолыжные ботинки валялись у стены, а штаны висели на спинке стула. На нем были только спортивные трусы. Рядом с ним на кровати лежал банный халат, как будто приготовленный на случай, если вдруг придется его накинуть. Пандора вошла тихо, но плотно прикрыла за собой дверь. В своих мягких сапожках она на цыпочках бесшумно подошла к Заку.
Джиджи сидела на постели. Ей было на удивление хорошо: укол, который ей сделали в больнице, прежде чем фиксировать ногу, подействовал сразу, и обезболивающие таблетки, которые она приняла потом, тоже продолжали действовать. Она куда-то плыла, и это было приятно, а сознание того, что у нее обычный перелом, снимало беспокойство. Могло бы быть гораздо хуже.
Джиджи ненадолго закрыла глаза в надежде вздремнуть, но очень скоро поняла, что тщетно пытается отогнать сожаление, что в клинике так демонстративно нагрубила Заку. Ведь она больше не считает, что там, наверху, он вел себя с ней нечестно. Он только сказал ей, что любит ее, сказал напрямик, в первый раз, что, кроме нее, ему никто не нужен, и поцелуи в тех обстоятельствах были вполне естественны, разве не так? Даже Сашин кодекс, наверное, допускает, что в такую минуту мужчину необязательно заставлять страдать. И что с того, что в его глазах она заметила торжество? Ведь она ответила наконец на его поцелуй, почему же ему не обрадоваться? Зачем надо было взбрыкивать и корчить из себя оскорбленную девицу из викторианского романа?
Прокрутив еще раз в мозгу все, что произошло, и осознав, почему она понеслась с горы, как Харольд Ллойд, Джиджи поняла, что в ее переломе виноват не только Зак. Просто, когда она лежала там в снегу, одна, со страшной болью, и дожидалась, пока придет помощь, она так перепугалась, что ее ужас обратился в гнев, который она направила на Зака. На самом же деле, пока она не вырвалась из его таких надежных объятий, она была там, на горе, в полной безопасности. Он всю дорогу спускался очень медленно, соблюдая все меры предосторожности. Конечно, ему не следовало втягивать ее в это рискованное предприятие, но безрассудство – его натура. Он даже не считает это безрассудством, для него это лишь уверенность в том, что человек, если он достаточно смелый, способен творить чудеса. Она это знала, и выбор у нее был…
Размышляя так в ленивой- истоме, Джиджи пришла к выводу, что она злится не на Зака, а на себя. Но там, в клинике, она сорвала свой гнев на нем. Когда они с Ником вели ее наверх и Зак сказал, что будет весь вечер у себя в номере, чтобы она могла в случае чего позвать его на помощь, она не удосужилась даже кивнуть в ответ. Даже головы не повернула. Даже не фыркнула пренебрежительно, как будто он и отказа не заслужил…
А он был так жалок! Может быть, ей это… нравилось? Да-да, ей именно нравилось видеть, как всемогущий, такой властный и сильный Зак Невски чуть не плачет из-за ее сломанной ноги!
С чего, собственно, все началось? Она познакомилась с Заком у Невски на семейном торжестве, и, хотя она так много слышала о нем от Саши, ее все же поразило, что все женщины в доме – все тетушки, племянницы и кузины – так и вились вокруг него, стремясь завладеть его вниманием. В тот момент у него был роман с одной актрисой, если верить Саше, которая вела учет его любовным похождениям. Потом была другая актриса. Саша с гордостью заявляла, что перед Заком не устоит ни одна женщина и ни одна женщина не может долго владеть его сердцем. Может быть, именно тогда Джиджи и восстановила себя против Зака, кумира этого сумасшедшего мира актеров, любимца театральных критиков, некоронованного короля внебродвейских театров? Может быть, тогда она и постановила для себя, что, если когда-нибудь у них завяжутся какие-то отношения, она будет держать его на расстоянии?
«О да, – призналась себе Джиджи, – я вела себя с ним сурово и даже чопорно, почти ханжески – точь-в-точь расчетливая девственница из какого-нибудь романа Троллопа, которая отлавливает себе богатого мужа. Удивительно, как я еще не заставила его называть меня «мисс Орсини».
Она играла как надо, но слишком долго, и доказательством служит эта травма.
Джиджи вдруг почувствовала, что ей не терпится рассказать Заку все, о чем она сейчас думала. Она хочет сказать ему, что любит его, а он был так близко, в соседней комнате… Как жаль, что в номерах нет телефонов, а Пандора удалилась в бар и, не подумав, закрыла дверь! Впрочем, она ведь неплохо управлялась с костылями. Хотя, конечно, тогда ее поддерживали Ник с Заком, так что она не боялась упасть. Врач сказал ей, что она может наступать на гипс, даже когда идет по лестнице. И все же зачем так рисковать? Вдруг она поскользнется и сломает вторую ногу? Не хватит ли рискованных предприятий на сегодняшний день? При воспоминании о лыжах Джиджи вздрогнула и закрыла глаза, одолеваемая сомнениями. У нее не было уверенности в том, что она поступает разумно, вот в чем вся беда…
Остановившись возле Зака, Пандора оценила ситуацию. Он спал глубоким сном, видимо, вконец измученный событиями дня. Создавалось впечатление, будто он в полной отключке – как после снотворного. Таким Пандора видела его впервые, и у нее захватило дух, когда она стала разглядывать его великолепное тело, почти обнаженное, мощное, но сейчас абсолютно безвольное. О, как он ей нравился таким – беспомошным и беззащитным! Ей нравился большой, oкруглый бугор его гениталий, мирно покоившихся между ног. Никогда прежде ни один мужчина не находился настолько полностью в ее власти, и eй было незнакомо это ощущение внезапно нахлынувшего жара при виде мужчины, которого она желала, но которого еще не успела завоевать Между ногами у нее настойчиво и быстро забился жаркий пульс; в абсолютной тишине Пандора сбросила с себя одежду и, не отрывая жадного взгляда от его волнующей наготы, тихонько убрала с матраса банный халат и прилегла рядом. Стараясь не касаться Зака, она облокотилась на руку и стала смотреть ему в лицо.
Зак не шевелился и продолжал ровно и глубоко дышать. Протянув руку, Пандора украдкой скользнула ему в ширинку и легонько положила ладонь на пенис. Он был сморщенный и мягкий, зато у нее внутри, казалось, брызнули все соки. Осторожно поглаживая его, она смотрела в лицо Зака, на котором не дрогнул ни один мускул. Сдерживаясь, она дождалась, пока, повинуясь нежному теплу ее ладони, его естество стало медленно расти, набухать, просыпаться, в то время как его владелец продолжал спать сном младенца. Тогда она обхватила пенис пальцами и стала искусно потирать, понемногу усиливая нажим, так что он стал постепенно наливаться кровью и наконец уперся ей в ладонь, так что ей пришлось шире развести пальцы. «Так, уже лучше, – подумала Пандора, охваченная возбуждением, но все еще сдерживая себя и продолжая изысканную ласку, – даже лучше, чем я предполагала». Потом она аккуратно раскрыла ширинку, и пенис, освободившись от сдерживавшей его ткани, взметнулся вверх. Пандора продолжала свое дело, ощущая в ладони бегущие по пенису импульсы, пока он не набух до такой степени, что стал доставать почти до пупка. Зак глубоко вздохнул во сне, повернул голову, но не проснулся. Пандора опять сдержалась, наслаждаясь зрелищем восхитительной эрекции. Никогда и никому он не будет принадлежать так, как ей сейчас, – абсолютно весь, без oстатка! Наконец, не в силах больше совладать с собой, она легким движением выпустила из рук пенис и осторожно переменила позу, распростершись всем телом над Заком. Она расставила колени и, упершись рукой в кровать, нависла над ним подобно изящному золотисто-белому хищнику.