— Всё дело в еде, да? — проговорил седеющий напанец, как только убийца занял своё место.
— Лучшая в городе.
— Ага, совет тараканов за это проголосовал.
Калам смотрел, как голубокожий мужчина поднёс кружку к губам, как заходил огромный кадык.
— А тебе, похоже, нужно выпить ещё.
— Это точно.
Убийца чуть повернулся на стуле, перехватил мутный взгляд старухи, которая прислонилась к балке рядом с бочонком эля, и поднял два пальца. Та вздохнула, отлепилась от опоры, поправила заткнутый за пояс фартука острый «крысорез» и отправилась на поиски двух кружек.
— Попробуешь её облапать, — руку сломает, — предупредил незнакомец.
Калам откинулся на спинку стула и рассмотрел напанца. Лет ему было то ли тридцать, то ли шестьдесят — всё зависит от того, как он их провёл. Под обильно побитой сединой бородой проглядывала задубевшая кожа. Тёмные глаза постоянно бегали и до сих пор так ни разу и не остановились на убийце. Мужчина был одет в мешковатые, изношенные лохмотья.
— Придётся спросить, — проговорил убийца, — кто ты таков и откуда?
Мужчина чуть выпрямился.
— Думаешь, я вот так и расскажу — каждому-всякому?
Калам ждал.
— Ну да, — вздохнул напанец. — Не каждому. Некоторые грубияны не хотят меня слушать.
Упившийся до беспамятства посетитель за соседним столом наконец свалился со стула, его голова с мерзким хрустом ударилась о каменный пол. Калам, напанец и старуха, которая только что вернулась с двумя оловянными кружками, смотрели, как пьяница сползает по жидкой грязи и блевотине к центральной куче отбросов.
Тут же выяснилось, что одна из крыс только притворялась мёртвой, она живо вскарабкалась на тело пьяницы и зашевелила усами.
Напанец напротив убийцы фыркнул.
— Каждый теперь философ!
Служанка принесла эль к их столу, её ковыляющая походка выдавала давнее знакомство с перекошенным полом. Разглядывая Калама, она спросила по-дебральски:
— Твои друзья в том зале попросили мыла.
— Ага, похоже, что так.
— Нет у нас мыла.
— Это я только что понял.
Старуха зашаркала прочь.
— Недавно в городе, я так вижу, — заметил напанец. — Через Северные ворота вошли?
— Ага.
— Сложновато небось было карабкаться на такую высоту, да ещё и с конями.
— Выходит, Северные ворота закрыты.
— Заперты наглухо, как и все остальные. Может, вы в гавань приплыли.
— Может.
— А гавань закрыта.
— Как это можно закрыть Арэнскую гавань?
— Ну, ладно, не закрыта.
Калам хлебнул эля, проглотил и напряжённо замер.
— Со второй кружки ещё хуже будет, — сообщил напанец.
Убийца поставил кружку обратно на стол. Заговорить ему удалось не сразу.
— Расскажи новости.
— С чего бы это?
— Я поставил тебе выпивку.
— А мне следует быть благодарным? Худов дух, ты же сам эту дрянь пробовал!
— Я не всегда такой терпеливый.
— А-а, ну, это, конечно, другое дело, что ж сразу не сказал? — Напанец допил первую кружку и принялся за вторую. — Бывает, к элю привыкаешь, а у нас — эль привыкает к тебе. Твоё здоровье, уважаемый. — Он залпом осушил кружку.
— Я и не таким уродам глотки перерезал, — сообщил убийца.
Напанец помолчал, его глаза на миг блеснули, окинув быстрым взглядом Калама. Затем он отставил кружку.
— Корноболовы жёны его вчера домой не пустили — бедолага слонялся по улицам, пока его патруль Первого Кулака не загрёб за нарушение комендантского часа. Часто теперь такое происходит. По всему городу жёны вдруг поумнели. А что делать? Филей не купишь нынче так, чтобы за него руку да ногу не отдать — на улицах сплошные калеки там, где раньше были рынки. Какого гадателя ни спроси, обязательно Худов Вестник влезет в расклад. Скажи, как думаешь, правду говорят, мол, Первый Кулак чужую тень отбрасывает? Хотя трудно, конечно, отбрасывать свою тень, если в дворцовом шкафу прячешься. В этом городе не только рыба скользкая, вот что я скажу. Да что там — меня за последние два дня четыре раза арестовали: пришлось доказывать, кто я такой, патент имперский показывать, веришь? Но повезло — отыскал свою команду в одной местной каталажке. Если Опонны мне улыбнутся, вытащу их завтра — палубу надо драить, и уж поверь ты мне, эти выпивохи будут драить, пока мир в Бездну не ухнет. Хуже другое, вот прямо из-за этого патента выходят люди да начинают требовать всякого так, что голова потом гудит от аргументов, которые не передать словами, будто жизнь и без того не тяжкая — знаешь, как корабль стонет, если трюм набит золотом? И теперь-то ты мне скажешь: «Вот так-так, капитан, я совершенно случайно хочу заплатить за место до самой Унты». А я скажу: «Боги тебе улыбнулись, уважаемый! Совершенно случайно я выхожу в море через два дня с двадцатью морпехами, казначеем Первого Кулака и половиной богатств Арэна на борту — но место у нас есть, уважаемый, ещё как. Добро пожаловать на борт!
Калам молчал ещё дюжину ударов сердца, а затем сказал:
— Вот уж и правда боги улыбнулись.
Голова капитана качнулась.
— Гладенькие да хитренькие у них улыбочки.
— Кого же мне благодарить за такой тёплый приём?
— Сказал, мол, твой друг, только вы никогда не встречались — однако предупредил, что ты окажешься на борту моей «Затычки» через два дня.
— И звали его?
— Сказал, Салк Элан. Говорит, мол, ждёт тебя.
— И откуда же он узнал, что я зайду в эту таверну? Я ещё час назад не подозревал о её существовании.
— Догадка, но обоснованная. Болтал, мол, это первое заведение, которое ты увидишь, когда выйдешь из ворот некрополя. Зря ты вчера не пришёл, друг, тут даже тише было. Конечно, пока девка не выловила крысу из бочки с элем. Не повезло вам с твоими друзьями — пропустили сегодня завтрак.
Калам захлопнул за собой покосившуюся дверь и остановился, чтобы успокоиться. Уловки Быстрого Бена? Вряд ли. Да и невозможно…
— Что случилось? — Минала сидела за столом с куском дыни в руке. Судя по голосам со двора, родители взялись купать сопротивляющихся детей.
Убийца надолго прикрыл глаза, затем открыл их и вздохнул.
— Вы попали в Арэн — теперь пойдём своими дорогами. Передай Кенебу, чтобы вышел сам, прежде чем его найдёт один из патрулей, пусть явится к командиру городской стражи, но меня в докладе никак не упоминает…
— И как он объяснит, что мы взяли и попали в город?
— Рыбак вас довёз. Всё просто.