– Неужели вас били? – не поверила своим ушам Полисена.

– О, нет! Никто на свете не может и пальцем дотронуться до принцессы, королевской дочери. Это святотатство!

– Что же они с вами сделали? Отправили спать без ужина?

– Ах, если бы! Иногда на званых ужинах приходится умирать со скуки… Нет. Эрцгерцогиня взяла на службу девочку моего возраста, дочь конюшего, и поселила ее здесь, в моих комнатах. Ее работа состояла в том, чтобы получать розги всякий раз, как я веду себя дерзко, не слушаюсь или плохо знаю урок. Меня усаживали, потом звали эту бедняжку и били у меня на глазах. Так я за короткое время научилась вести себя, как желает эрцгерцогиня. Сейчас эта девочка служит посудомойкой на кухне, но я уверена, что она до сих пор меня ненавидит, вспоминая о тех нескольких месяцах, что провела рядом со мной.

– Какой кошмар! Какая несправедливость! – Лукреция пришла в ярость. – Простите, Ваше Высочество, но неужели вы не могли рассказать обо всем правителю и попросить у него помощи?

– Я так и сделала. Выяснилось, что это обычная процедура в королевских семьях. Правитель заявил, что принцесса должна научиться держать себя в руках, не быть плаксой и нести ответственность за свои проступки. Он очень доволен эрцгерцогиней – по его мнению, все, что она делает, идет мне на пользу, и когда-нибудь я ее отблагодарю.

– Жестокий человек, – заметила Лукреция.

– О нет! Напротив, во дворце только он со мной ласков и вежлив. Дарит мне подарки, приглашает жонглеров, чтобы меня развлечь, играет со мной после ужина в шахматы. Но взамен хочет, чтобы я весь день была рядом с ним. Чтобы сопровождала его повсюду. Он даже на казни меня водит. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь виселицу… Но уверяю, что это зрелище не из приятных. И так же неприятно постоянно жить в окружении телохранителей, боясь заговора или покушения. И подозревать любого, кто живет рядом. Не знаю почему, но правитель считает, что дворец кишит предателями. Это одна из причин, почему он не дает мне свободы, кроме как на эти полчасика…

Послышался стук в дверь.

– …эти полчасика, которые, как видно, уже закончились. Ну как мне тут улыбаться?

– Держитесь, Ваше Высочество! Скоро все изменится, – обнимая ее, пообещала Лукреция.

– Вот уж не знаю как… – с горечью проговорила Изабелла.

– Даю вам слово, изменится. И раньше, чем вы себе это представляете. Нас ждут великие преобразования. А завтра уж постарайтесь улыбнуться, пожалуйста.

Глава седьмая

– Ты все еще собираешься разоблачать правителя? – спросила в тот вечер Лукреция у подруги. – Все еще хочешь стать принцессой и занять место Изабеллы?

– Разумеется! Что, тебя так впечатлил рассказ этой плаксы? Уверяю тебя, со мной все будет по-другому. И потом, что ты имеешь в виду? Ведь отказываясь от трона, я должна отказаться от своей настоящей матери!

Лукреция вздохнула:

– Ты права.

Но ей очень хотелось убежать подальше от дворца и вернуться, например, на ферму к Пакувию, а там перезимовать вместе со зверями в ожидании теплого времени года.

Когда они остались наедине, Полисена оглушила ее кучей планов, которые собиралась осуществить, заняв свое место на троне. «Сделаю, куплю, прикажу, накажу, выберу, решу…» Она уже говорила «мое королевство», «мой дворец», «мои подданные», «мой конь», «моя стража». И даже «мои тюрьмы».

– А правителя прикажу раздеть и избить розгами на главной площади, усажу его на трон из раскаленного железа, а потом брошу в самое глубокое и темное из моих подземелий. И там будет сидеть на хлебе и воде до конца своих дней.

– А Изабелла?

– И ее в тюрьму.

– Ты с ума сошла? Она-то что плохого сделала?

– Ну, тогда я отправлю ее работать посудомойкой в «Зеленую Сову».

– Только попробуй, и получишь от меня пару пощечин, да таких, что уши будут гореть.

– А я прикажу страже тебя арестовать!

– Прекрасно! Кто-то еще недавно говорил, что назначит меня первым министром!

– И назначу, если будешь вести себя хорошо и слушаться.

– Еще чего! Я даже Жиральди не слушалась, хоть он и избивал меня палками.

– О, Лукреция, хватит! Ну почему тебе обязательно надо со мной спорить? Ведь ты одна во всем дворце меня любишь. Ну конечно же, я назначу тебя министром! И ты будешь всегда со мной рядом. Станешь моим главным советником. А королева тебя удочерит. Будешь моей младшей сестренкой…

Но у Лукреции были другие планы. Как только вернется королева и все как-нибудь образуется, она оставит Полисену на ее новом месте, а сама возвратится к прежнему ремеслу, туда, где все ее знали и где она всех знала.

Как и предполагал старший камергер, все девять безумцев, которые в эти дни пытались исцелить Изабеллину печаль, потерпели крах. Принцесса очень беспокоилась за их судьбу, и это не облегчало им задачи.

Больная даже попыталась растянуть губы в искусственной улыбке, но Контрольная комиссия, состоявшая из правителя, старшего камергера, эрцгерцогини Теодоры, трех министров, двух баронов, философа, врача и повивальной бабки, выявила обман.

– Это нечестно с вашей стороны, Ваше Высочество! – протестовал врач. – Когда улыбка произвольная, она не застывает на губах, а распространяется на нос, глаза, лоб и уши.

– Прежде всего на глаза – зеркало души, – добавил философ. – От настоящей улыбки и душа улыбается.

Наконец подошла очередь Труппы Рамузио со зверями-циркачами.

Лукреция всю ночь провела в конюшне вместе с подругой и зверями – они готовили номер, придуманный ею после доверительного разговора с Изабеллой. Несмотря на то, что время поджимало, каждый из животных прекрасно разучил свою роль. Казалось, что они понимали всю важность этого необычного представления.

Когда Труппа Рамузио в полном составе явилась в Бирюзовый салон, у подружек было спокойное и радостное настроение. Обе оделись в костюмы жонглеров, Лукреция – в голубой, а Полисена – в красный, на голове у них красовались островерхие колпачки с позолоченными колокольчиками. Звери были наряжены в костюмы, каждый из которых напоминал кого-нибудь из присутствующих придворных.

Не обращая внимания на сочувственный взгляд сидящей на троне Изабеллы, Лукреция и Полисена заняли места возле табурета, покрытого золотисто-желтым бархатом, и настроили сначала мандолину, а потом цитру.

Услышав эти звуки, обезьяна Казильда, одетая в платье, похожее на Изабеллино, с маленькой короной на голове, скачком приблизилась к табурету и уселась на него с сокрушенным видом, прикрыв глаза и изображая глубокую безутешность.

Лукреция церемонно поклонилась и запела:

Ах, принцесса дорогая,

Отчего грустишь всегда,

Может, тут стряслась беда,