Он содрогнулся от одного только воспоминания о нем.

– Убьет меня, – едва слышно добавил бедняга, будто стены камеры могли услышать и выдать его. – Какое счастье, что принцесса послала вам напильник. Вперед, нельзя терять ни минуты!

Несмотря на свой дряхлый вид, старик обладал ловкостью и силой, которой могли позавидовать юноши.

Протянув Людвигу-Пауку веревку, он ему подставил скрещенные руки, а затем плечо – это были первые ступеньки наверх. Полисена в мгновение ока вскарабкалась к окошку и уселась на подоконнике.

– Что ты там видишь?

– Шагающие ноги… Пару подбитых соломой башмаков… Снег на улице. Пару военных сапог. Туфли на застежках, а вот конские подковы…

– Десять лет я не видел ни одного коня! – горевал старик. Он приказал «Людвигу» крепко привязать веревку к одному из прутьев решетки. – Вот так, молодец. А теперь можешь спускаться. Я сам подпилю решетку.

Он подтянулся на руках и в течение нескольких минут недвижно всматривался в уличное движение.

– Десять лет… – растроганно продолжал он. – Десять лет, как я не вижу солнечного света…

Затем он осторожно начал подпиливать решетку, стараясь поглубже проникнуть в железо, издавая при этом поменьше шума. Он оказался необычайно ловок: за двадцать минут была готова лазейка.

– Хорошо, что я такой худой, – тихо сказал он, – а вы дети. Проход очень узкий, но мы пролезем.

– Ну что, поднимаемся? – спросила Лукреция, захватывая конец веревки. Полисена взяла на руки поросенка.

– Нет. Снаружи еще слишком светло, хотя солнце уже зашло. Кто-нибудь может заметить, как мы вылезаем, и поднять тревогу. Давайте подождем ночи.

Старик спустился на землю.

– А теперь нам лучше отдохнуть и набраться сил для побега, – произнес он, растягиваясь на соломе. Полисена зачарованно смотрела на него. Ей никогда еще не приходилось видеть человека с такой белой кожей.

– Вы вправду провели в подземелье десять лет? – спросила она. – Наверное, вы очень опасный преступник!

Старик печально усмехнулся и утер слезу в уголке левого глаза.

– Вы убийца? – поинтересовалась Лукреция. Этот факт ее не пугал, потому что она знала – за десять лет даже самый жестокий из убийц становится другим человеком, да и старик казался ей совершенно безвредным.

– Я лекарь! – с гордостью представился тот. – Моей задачей было бороться против смерти, а не за нее. Я в жизни никого не убивал.

– Но как же вы тогда попали в тюрьму? Вы вор? Или совершили оскорбление Величества?

– Единственное преступление, которое я когда-либо совершил, – если это можно назвать преступлением, – до сегодняшнего дня никто не раскрыл. Эта тайна лежит камнем на моей совести, но никто, кроме меня, о ней не знает. А в тюрьму меня бросили по другой причине. Чтобы я навеки замолчал. Чтобы не выдал настоящего преступника, которого все считают невиновным.

– И кто же он? – спросила Полисена, испугавшись тона, которым говорил старый лекарь.

Тот опасливо огляделся и вздохнул.

– Правитель, – прошептал наконец. – Это он запер меня в самой глубокой камере и приказал замуровать дверь, а также велел тюремщикам, приносящим хлеб и воду, не обращаться ко мне ни единым словом. Представьте себе, за десять лет я ни разу не слышал человеческого голоса, кроме своего, и если бы не читал все время наизусть стихов, считалок и скороговорок, я бы, наверное, сошел с ума.

– Но почему правитель приговорил вас к такому строгому заключению? – полюбопытствовала Лукреция.

– Потому что никто кроме меня не знал о его ужасной тайне. Вы еще слишком молоды и даже представить себе не можете, что произошло во дворце десять лет назад. Принцесса, нынешняя наследница трона, ваша подруга Изабелла…

– …не настоящая дочь покойного короля, а его племянница, дочка правителя! – не удержавшись, воскликнула Полисена.

Старый лекарь ошеломленно посмотрел на нее.

– Откуда ты знаешь, мальчик?

– Потому что настоящая принцесса… – начала Полисена и собиралась закончить: «…это я!», но Лукреция метким пинком в ногу заставила ее молчать. Слова старика испугали ее. Откуда незнакомцу было известно то, что, как они полагали, должно было оставаться тайной между правителем и синьорой Кислей?

– Синьор лекарь, – извиняющимся тоном перебила Лукреция, – как вы понимаете, мы тоже в курсе той давней интриги, хотя и очень приблизительно. Так что мы тоже должны опасаться, что правитель решит заткнуть нас раз и навсегда. А теперь будьте добры, расскажите свою историю, пока мы ждем полуночи, – думаю, что она длинная и запутанная, – а потом мы расскажем нашу историю, которая, в отличие от вашей, короткая, ее можно будет изложить в нескольких словах.

– Хорошо, – согласился старик, устроился поудобнее на соломе и отхлебнул большой глоток воды из кувшина. – Какая разница, как убивать время до полуночи. Я чувствую, что вы оправдаете мое доверие.

Подруги уселись у его ног и приготовились слушать. Их распирало от любопытства.

Глава третья

– Прежде всего, – начал свое повествование старик, – расскажу вам о себе. Вы еще слишком молоды, чтобы мое имя о чем-то вам говорило, но поспрашивайте у людей, и вам расскажут, что одиннадцать лет назад Самуил Микстури считался самым опытным и искусным врачом королевства. Поэтому покойный король Медард позвал меня во дворец заботиться о здоровье маленького наследника трона, появление которого на свет ожидалось со дня на день.

Надо добавить, что при дворе жил также младший брат короля, не так давно овдовевший граф Уджеро Бельви. Его супруга умерла при родах, оставив девочку, графиню Глинду, которую отец безумно любил.

Когда я прибыл во дворец, граф Уджеро сразу же попросил зайти в его покои и осмотреть его дочь. Это была крепкая девочка весом семь килограммов, с темными волосами и спокойным характером, здоровая как бык, большую часть времени она проводила за грудью кормилицы, и из-за этого у нее был немного приплюснутый носик. Тщательно осмотрев ее, я заявил, что нет никакой необходимости в моем наблюдении и что кормилица прекрасно знает свое дело, а я могу навещать ее раз в две недели для профилактического осмотра.

Спустя несколько дней супруга короля произвела на свет маленькую принцессу, которая весила два килограмма триста граммов и была окрещена именем Изабелла. В отличие от кузины, новорожденная была худенькой и нервной, с бледной кожей и почти без волос. Ей ни секунды не сиделось на месте, она пыталась поднять головку и выглянуть из колыбели, дрыгала ножками, выскальзывала из рук кормилицы и бросалась к разноцветным предметам, приковывавшим ее взгляд. В общем, с первых же месяцев было ясно, что они с маленькой графиней были вылеплены из совершенно разной глины.