— Чтобы погубить своих соотечественников в тех ужасных болотах, где свирепствует лихорадка? Нет, этого не будет.
— Обдумай хорошенько, прежде чем произносить такое решительное «нет»! — посоветовал Франц Зандов с холодностью, за которой, однако, скрывалась достаточно ясная угроза. — Это еще одно требование, которое я предъявляю тебе. Если ты теперь же откажешь мне в исполнении его, наша совместная деятельность вообще станет невозможной. Ведь от меня зависит, откажусь ли я от того, о чем мы договорились. Подумай об этом!
— Франц, но не хочешь же ты заставить меня...
— Я тебя ни к чему не принуждаю, я лишь заявляю тебе, что мы должны будем разойтись, если ты станешь настаивать и не подчинишься моей воле. Если хочешь испытать последствия своих поступков, то выбирай, как знаешь, я же остаюсь при своем условии.
Он наклонился над письменным столом и, взяв несколько бумаг, положил их в бумажник. Густав молчал, устремив взор в пол; на его лицо набежала мрачная тень.
— И как раз теперь, когда сюда едет Фрида, — пробормотал он. — Нет, нет, этим я не могу пожертвовать.
— Ну, что же? — нетерпеливо обернулся к нему брат.
— Дай мне, по крайней мере, подумать. Это условие явилось для меня столь неожиданным... мне надо поразмыслить...
Франц Зандов был, видимо, очень доволен этой небольшой уступкой, хотя, по правде говоря, ни на минуту не усомнился в том, что его нешуточная угроза возымеет свое действие. Поэтому он произнес:
— Хорошо! Неделей раньше или позже — не имеет большого значения. Надеюсь, ты возьмешься за ум и признаешься себе в том, что необходимо считаться с обстоятельствами. Ну, а теперь пойдем, нам уже давно пора ехать в контору. Да вот еще что, Густав, предоставь наши дела исключительно моему руководству и не действуй впредь по собственному усмотрению, не наделай новых глупостей.
* * *
К вечеру перед виллой остановился наемный экипаж, из которого вышла девушка в скромном дорожном платье и в сопровождении Густава направилась к дому. Фрида Пальм была юным созданием со стройной хрупкой фигуркой и бледным, несколько испуганным лицом, которое скорее можно было бы назвать заурядным, если бы не живые темные глаза, светящиеся каким-то потаенным светом. У входа они неожиданно почти лицом к лицу столкнулись с Зандовым-старшим. Тот удивленно поднял брови, и Густав поспешил предупредить его вопрос.
— Мисс Пальм, — коротко представил он брату свою спутницу. — Она приехала по приглашению мисс Клиффорд. Я собираюсь проводить ее в отведенную ей комнату.
Вернувшись через пару минут назад, Густав нашел брата на прежнем месте.
— Я вижу, ты стал галантным кавалером? — с иронией заметил Франц Зандов.
— О, вовсе нет! Просто по желанию мисс Клиффорд я встретил на вокзале эту девушку, которой она интересуется, и проводил сюда, — объяснил он. — Тебе ведь известно, что сегодня я отпросился с работы пораньше?
— Вот как? Значит, ты уже настолько завоевал доверие Джесси, что она дает тебе подобные поручения? — спросил Франц Зандов, видимо, очень довольный таким успехом своего брата.
В это время они уже поднялись по лестнице. Войдя в гостиную, Густав энергично принялся за дело.
— Мой брат уже видел вашу протеже, — обратился он к Джесси, — мы встретились с ним внизу у входа.
— Что это за новое знакомство, Джесси? — спросил Франц Зандов с необычайным для него интересом. — Я ничего не слышал об этой девушке ранее.
Только теперь, когда она вынуждена будет солгать, Джесси почувствовала всю тяжесть взятой на себя обязанности; однако делать было нечего, она была вынуждена продолжать раз начатое и поэтому с некоторым смущением ответила:
— Это одна молодая немка, которую мне горячо рекомендовали в Нью-Йорке. Она приехала сюда поискать место компаньонки, и вот я захотела... я думала...
— Да, в своей чрезмерной доброте вы пошли далеко, — вмешался Густав. — Эта мисс Пальм, кажется, молниеносно завоевала вашу симпатию. Представь себе, Франц, мисс Клиффорд оказала ей гостеприимный прием в своем доме и вполне серьезно намерена представить ее нашему высшему обществу.
Джесси кинула на него возмущенный взгляд, но не могла отказаться от предложенной помощи.
— Совершенно верно, — сказала она. — Я пригласила к себе мисс Пальм на несколько недель, конечно, если ты ничего не имеешь против, дядя.
— Я? — рассеянно протянул Франц, ища глазами вечерние газеты. — Да ведь ты знаешь, что я никогда не вмешиваюсь в твои домашние дела. Тебе, конечно, будет приятно иметь около себя нового человека, в особенности если у него достаточно хорошие рекомендации, поэтому устраивайся так, как тебе угодно.
С этими словами он вышел на террасу.
— Я видел, что должен прийти вам на помощь, — тихо произнес Густав, обращаясь к Джесси. — Вы совсем еще неопытны во лжи.
— Что это? Вы, кажется, еще упрекаете меня? — возразила ему Джесси, тоже понизив голос, который дрожал от гнева. — Впрочем, совершенно верно: я еще не умею врать так виртуозно, как вы.
— О, вы научитесь этому со временем, — совершенно спокойно произнес Густав. — Если возникнут трудности, прошу, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне, тут уж я не упаду лицом в грязь.
В этот момент с террасы раздался голос Франца Зандова:
— Густав, ты уже читал сегодняшние вечерние газеты? На немецких биржах очень оживленно, курс значительно поднимается. Здесь, в твоей бывшей газете, ты найдешь подробный отчет об этом.
— Ах, вот как? Курс действительно поднимается, — подхватил Густав, тоже выходя на террасу и беря от брата газету.
Тот углубился уже в другую газету, а потому не заметил, с каким презрением Густав перевернул страницу с биржевым отчетом, не удостоив его даже взглядом и обратив все свое внимание на передовую статью, обсуждавшую политическое положение.
Джесси следила за ним глазами и, видя, как он склонился над газетой, презрительно сжала губы.
— Бедное, бедное дитя! Какова-то будет твоя участь возле такого эгоиста! — произнесла она.
План Густава был приведен в исполнение. Молодую иностранку приняли в доме так просто и свободно, что у Зандова не возникло ни малейшего подозрения. Однако Фрида, несмотря на все свои старания казаться благодарной, оставалась посторонней в этом чужом для нее доме. Быть может, ее подавлял непривычный комфорт, резко контрастировавший с непритязательной обстановкой ее предшествующей жизни. Она оставалась молчаливой, замкнутой, и даже любезность и дружелюбие Джесси не могли растопить лед ее сдержанности.
Напрасно мисс Клиффорд старалась разузнать подробности происхождения или прежней жизни Фриды. Последняя, видимо, намеренно избегала подобных разговоров, и даже сердечное участие Джесси не сделало ее откровенней. Само собой разумеется, такое поведение представлялось Джесси странным, особенно с того момента, когда она поняла, что юная девушка вовсе не принадлежала к тем мягким натурам, кто боязливо отступает перед трудными обстоятельствами. Наоборот, по некоторым невольно вырвавшимся у Фриды словам можно было судить о ее недюжинной воле и глубокой, хотя и подавляемой, силе чувств. И при всем этом налицо были рабская покорность и готовность подчиниться чужой воле. Такое поведение было непонятно Джесси.