Кто-то из спецназовцев взглянул на часы и пробурчал:
— Еще десять минут.
— Выходим по учебным группам! Пошли, пацаны!
— Ну и куда прешь? Боишься опоздаешь? Лезут тут всякие!..
— Сам ты лезешь!
— Да я тебе!..
— Заткнитесь!
— А чего он?..
— Пошли-пошли!..
Личный состав выбрался на улицу. Бойцы сразу занимали свои места в строю. Из хаотичного броуновского движения людской массы создавалось упорядоченное войсковое подразделение, способное сделать то, что ему будет приказано.
— Все в наличии?
— Так точно! — ответил Сошников, успевший пробежаться по командирам учебных групп.
— Больные есть? — повысив голос, поинтересовался ротный.
— Есть, — отозвался кто-то из строя.
— Ну и какая тля у меня заболела? — В словах ротного содержались мед и яд в одном флаконе.
— Что вы, товарищ капитан, сразу обзываетесь?
Теперь Ефимов ясно различил голос Прошкина.
— Я что, виноват, если у меня геморрой вылез?
— Иди с геморроем!
— Не пойду, товарищ капитан! Чтобы я потом кровью исходил?
Кречетов дернулся, собираясь сказать что-то весьма не лестное, но почему-то сдержался.
— Выходи из строя! Справку мне от доктора! И доложиться начальнику курсов. — Ротный сделал несколько шагов вдоль шеренги военнослужащих и громко осведомился: — Еще больные есть?
— У меня спина. — Вперед выдвинулся старшина роты.
— Еще кто?
— Я заболел, — отозвался Порфирин.
— А у тебя что? — Кречетов постепенно наливался гневом.
— У меня критические дни.
— Тампакс в задницу засунь, — посоветовал ротный.
Тут из строя выбрался рядовой Ильин и проныл:
— У меня голова что-то болит.
Капитан зло засопел и поинтересовался:
— Еще калеки есть?
Строй на этот раз остался неподвижен.
Кречетов окинул больных презрительным взглядом и приказал:
— Вы наверх. Остальные пока ждут.
Из гостиницы показался Игорь Николаевич.
— А это кто такие? — спросил он, остановив троицу, пытающуюся прошмыгнуть мимо него.
— Больные!.. — с сарказмом отозвался ротный.
— Больные? — Недоверия в голосе старшего инструктора было еще больше, чем у командира подразделения. — Справки с заключением доктора сегодня же мне на стол!
— Я им уже сказал.
— Все остальные готовы? — Молчание. — Больных больше нет? — Молчание. — Хорошо. — Тут Игорь Николаевич увидел инструкторов, подходящих к строю, и осведомился: — Радиостанции взяли?
Те утверждающе закивали.
— Руководителем восхождения пойдет Аркадий Павлович. — Игорь Николаевич показал рукой на такого же возрастного инструктора, как и он сам, и приказал ему: — Докладывай мне каждый час! О происшествиях — сразу же.
— Непременно, — отозвался новоиспеченный руководитель, а Игорь Николаевич продолжил наставления:
— В случае невозможности продолжения движения — возвращение. Разумеется, по согласованию со мной.
— Да, как обычно. — Аркадий Павлович поправил лямку рюкзака, повертел из стороны в сторону свою телескопическую палку.
— Снаряжение у всех в наличии?
— Да, — ответил ротный.
— Фонарики?
— У всех.
— Каски у каждого?
— У каждого.
— Движение только в них. Каски и налобные фонарики надеть! — Игорь Николаевич окинул взглядом разом зашевелившийся строй, дождался, когда все приведут себя в готовность, и взмахом руки дал добро на выдвижение.
— Господи, помоги! — пробормотал Ефимов, вслед за инструктором покидая освещенное пространство.
Дальше была лишь тьма, пронзаемая лучами фонариков, бьющими под ноги, и многочасовое движение, которое плавно войдет в рассвет и закончится скорее всего только с наступлением следующей ночи.
Идти оказалось сложно. Предыдущий день был теплый. Снег на склонах подтаял. Из него выступила влага, которая в ночи схватилась морозцем.
Ботинки Ефимова скользили. Ему приходилось постоянно вглядываться в землю, обходить обледеневшие места. Однажды старший прапорщик поскользнулся и едва не упал, но в последний миг кое-как сумел сохранить равновесие.
Час спустя спецназовцы преодолели первый подъем и пошли по более-менее пологому участку, изобиловавшему многочисленными ручейками, по большей части обледеневшими.
— Уменьшить темп! — донеслось до Ефимова откуда-то сзади.
— Что? Почему? — обернувшись, спросил он в черную пустоту.
— Федор отстает, — принеслось в ответ.
— Что с ним? — попытался уточнить Ефимов, не дожидаясь ответа, поспешно догнал инструктора и сказал: — Олег Анатольевич, надо темп сбавить, Федор не успевает.
— Что так? — удивился инструктор.
— Сейчас узнаю. — Сергей повернул назад, разминулся с несколькими бойцами группы, оказался подле тяжело дышащего Боровикова и проговорил: — Федя, что с тобой?
— Да все нормально, товарищ старший прапорщик, — как-то невнятно ответил тот.
— Федя?.. — коротко надавил Ефимов.
— Да голова у меня болит и температура поднялась.
Послышались шаги, и подле них оказался обеспокоенный Плотников.
— Что?..
— У Феди температура и голова болит. Я предлагаю ему возвращаться, пока отошли не так недалеко.
— Да не пойду я назад! — с детским упрямством воспротивился Федор такому предложению.
— А идти-то сможешь?
— Да смогу я, Сергей Михайлович, не подохну.
— Федя, смотри!.. А то потом станет хуже, и придется нам обратно тебя тащить.
— Да не станет мне хуже!..
— Так что, идем? — спросил инструктор.
— Конечно, — буркнул Федор.
«Какой же ты упрямый балбес!» — подумал Ефимов, но вслух ничего говорить не стал, только улыбнулся, уверенный в том, что именно так и будет.
Пусть медленно, пусть тяжело, но Федор выползет на заветную вершину. Ведь преодолевать себя старшему сержанту приходилось далеко не в первый раз.
Пока они стояли возле Федора, к ним подтянулся Трясогузкин, успевший отстать. Он тяжело дышал. Когда свет фонариков скользил по его лицу, становились отчетливо видны капли пота, бегущие по щекам.