– Мистер Фелпс. Это просто стыд, что мы познакомились в подобных обстоятельствах.
– Возобновили знакомство, хотите сказать, – сказал Чань.
Вандаарифф помахал рукой рядом с ухом, как щеголь носовым платком:
– Не слышу.
– Я сказал, вы знакомы с мистером Фелпсом. Он был заместителем герцога.
Потом Чань обратился к другу, надеясь, что тот найдет силы для ответа:
– Сколько раз вы посещали Харшморт? Десяток?
– Никак не меньше, – пробормотал тот, приободрившись. – Но были также и приватные встречи в Сталмер-хаусе…
Кардинал кивнул.
– Возможно, мистер Фойзон отлучался, выполняя ваши поручения, милорд, но вы не могли забыть человека, который в ваших покоях обсуждал восхождение герцога Сталмерского к власти.
– Конечно. – Вандаарифф кончиком своего серого языка облизал губы. – Я плохо себя чувствовал. Даже сейчас некоторые… воспоминания… могут ускользать.
– Как вы можете не вспомнить человека, с которым встречались более десяти раз?
Фелпс попытался выпрямиться на стуле.
– В садах Харшморта, выходящих на море, ваше превосходительство указали за море на Макленбург…
– Приношу извинения, мистер Фелпс, – вмешался Вандаарифф, – если я в нашем сегодняшнем общении не принимал во внимание вашу прошлую службу. Нам нет необходимости более беспокоить вас.
– То есть? – Фелпс смотрел в недоумении на Вандаариффа, натягивавшего на руку тонкую кожаную перчатку. – Вы отпускаете меня на свободу?
– Отпускаю.
– Милорд! – возразил Фойзон. – Не сравнив показания пленников…
– Вопрос баланса, мистер Фойзон. – Вандаарифф копался в кармашке жилета. – Вы не ошибаетесь, и все же, где истина? Посмотрите на мистера Харкорта – он готов служить. Посмотрите на Чаня, вынужденного повиноваться. Но бедный мистер Фелпс… – Вандаарифф перебирал что-то, похожее на монеты, на ладони руки, затянутой в перчатку. – Я полагаю, он сделал все, что мог.
Вандаарифф поднес к свету то, что Чань принял за монету, – заточенный диск, сверкавший синим цветом.
– Милорд, со всем уважением…
Вандаарифф вонзил диск в яремную вену на шее Фелпса, не очень глубоко, чтобы хлынула кровь, которая немедленно образовала синюю корку вокруг разреза. Чань видел, как синева расползалась от разреза во всех направлениях – вверх, в череп, и вниз под рубашку Фелпса к его сердцу. Пленник напрягся, но из его рта не вырвалось ни звука. Вандаарифф вытащил диск, бросил на пол и растер в пыль каблуком.
Безжизненный Фелпс свесился со стула, удерживаемый веревками. Вандаарифф вынул из пальто еще один носовой платок и высморкался.
– Мистер Фойзон, проинформируйте коллег мистера Харкорта, что им следует посетить лорда Аксвита у него дома. Он плохо себя чувствует.
– Милорд.
Фойзон покинул комнату. Чань глядел во все еще открытые глаза Фелпса.
– Вы не оставили мне выбора, – сказал Вандаарифф. – И, если снова упомянете мою память, я засуну стеклянную пластинку вам в зубы и заставлю жевать.
Издав каркающий смешок стервятника, Вандаарифф начал тихо напевать:
Навек дитя ушло во мрак,
Что я без памяти любил —
Не надо новой мне любви,
Пока злодея не схватил…
Фойзон снова появился в дверях.
– Экипажи ждут, милорд.
– Тогда мы отправляемся. – Вандаарифф погладил Чаня по голове. – Все готовы.
Кардинал был прав. Мужчина в запыленной и грязной униформе, ведущий за руку оборванного ребенка, не вызывал ни вопросов, ни сочувствия. Беды коснулись слишком многих людей. Они проходили мимо мертвецов на телегах, плачущих женщин, мужчин, сидевших в оцепенении на улице, солдат, пытавшихся разогнать толпы с улицы, – и задачей Свенсона стало защищать девочку от всего этого опустошения. Жертвы взрывов, подстегиваемые стеклом, внедрившимся в плоть, нападали на каждого, кто оказывался в пределах досягаемости. После первых безумных нападений солдаты перестали церемониться и у них на глазах забили прикладами мушкетов визжавшую женщину.
Свенсон взял Франческу на руки и свернул в боковую улицу, тоже опустошенную. Люди, окружавшие их там, не говорили – их лица, изможденные, запачканные кровью, измазанные гарью, без сомнения, свидетельствовали о том, что они тоже выжили после взрывов. Свенсон переложил свою ношу поудобнее и поморщился от боли, причиняемой сломанным ребром – он ясно слышал, как щелкнула кость о хрящ. Он бормотал что-то успокаивающее, гладил волосы Франчески, и довольно скоро девочка уснула – тяжелый груз, но он был ему по силам.
Селеста Темпл мертва. Чань решил убить себя. Фелпса и Каншера схватили. Доктор Свенсон остался один.
Происходило ли это на самом деле? Он не мог принять с моральной точки зрения того, что случилось во дворце. Та женщина перерезала горло Элоизе… и все же он дрожал, вспоминая дразнящую ласку ее дыхания.
Графиня будет его целью.
Он миновал цитадель, университет, прошел мимо уродливых кирпичных зданий улицы Лайм-филдс. На углу Аахенской улицы Свенсон опустил Франческу на землю, и она зевнула. Расслабив гудевшие от усталости руки, доктор испытал облегчение и постарался привести в порядок внешность, свою и девочки: вытер сажу с лиц и стряхнул пепел с одежды.
Аахенская улица была застроена старыми особняками, разделенными на отдельные апартаменты. Некоторые из них когда-то купили состоятельные люди и перестроили в соответствии с модой. В центре квартала стоял один из таких домов, огороженный высоким стальным забором, окрашенным зеленой краской и с будкой караульного около ворот. Свенсон не узнал адрес, когда Франческа подсказала, куда нужно идти, и не сразу понял, почему этот дом ему что-то напоминает. Дело было в освещении – он никогда не бывал здесь днем, но сколько раз приходил сюда, когда было темно, чтобы забрать своего принца? У Старого Дворца не было никакой рекламы, однако этот дорогой эксклюзивный бордель, обслуживавший самых влиятельных людей, в ней не нуждался.
Мужчина в будке караульного махнул им, чтобы они ушли, но Франческа визгливо крикнула:
– Мы пришли повидаться с миссис Маделин Крафт.
Охранник неприветливо ответил, обратившись к Свенсону:
– Мы не принимаем посетителей.
– Ну, пожалуйста! – настаивала Франческа.
– Миссис Крафт здесь нет.
– Она здесь.
– Леди плохо себя чувствует.
– Поэтому мы и должны увидеть ее. Нас прислали.
Свенсон заметил, как качнулась занавеска на одном из окон фасада. До того, как девочка снова заговорила, он стиснул ее плечо. Франческа нетерпеливо обернулась – из-за ее нездорового вида и блестевших глаз это был полный упрека взгляд поросенка в витрине лавки мясника, но Свенсон не ослабил хватки.