– Я не знал, что в вашей работе в институте теперь используются… живые субъекты.
– Я не делаю ничего, кроме того, что предписано инструкциями лорда Вандаариффа.
– Я понимаю. А теперь, когда ваша работа приобрела такой поворот, вы не находите инструкции лорда Вандаариффа затруднительными?
– Конечно, нет.
– Конечно, нет, – повторил Фойзон.
– Я… э… приписываю их его л-лихорадке… и… и его выздоровлению. Если быть откровенным, до всех нас дошли слухи…
– Я был за границей и только что вернулся. Слухи?
Труст отступил к столу и стал перебирать шланги рядом с лицом Свенсона.
– Интерес лорда Вандаариффа к Макленбургу и свадьба его дочери…
– Одно объясняет другое, не правда ли? Если дочь выходит замуж в какой-то стране, отец инвестирует в нее.
– Конечно. Но его покровительство графу д’Орканцу, который также был в Макленбурге… э! – Труст замер после внезапного движения Фойзона. Возможно, тот приставил нож к его горлу?
– Вы не попытаетесь обмануть лорда Вандаариффа, воспользовавшись его слабым здоровьем?
– Никогда. Бог свидетель. Я обещаю вам…
– Нет, профессор. Это я обещаю вам.
Фойзон отошел и убрал нож в карман пальто.
– Что случилось с вашим лицом?
Труст притронулся ко лбу в том месте, куда Свенсон ударил его рукоятью пистолета.
– Ах, это. Одна из машин. Стержень. Быть невнимательным…
– Значит быть трупом. – Фойзон подошел к двери в литейную, а потом остановился. – Так, профессор?
Труст выдавил улыбку.
– Все может случиться.
– Вы не знаете, откуда взялись пустые гильзы от патронов на верхней площадке лестницы?
– Пустые гильзы?
– От револьвера.
– Не имею представления. У меня нет оружия.
– Это мудро. Учитывая, что с вами сегодня происходит, его бы только использовали против вас.
Как только Фойзон ушел, Труст оперся о стол, бледный от страха.
– Я сделал то, что вы просили… подождите… подождите! Куда вы?
Махмуд поспешил из своего укрытия в литейную. Свенсон поколебался, сделав шаг к Франческе, но потом последовал за темнокожим мужчиной. Он обнаружил Махмуда, склонившегося перед дверью второго выхода. Тихо и осторожно Махмуд задвинул засов, чтобы больше никто не смог войти.
– Этот азиат с ледяным взглядом чуть не добрался до меня.
Труст присоединился к ним, но доктор не обратил на него внимания. Над каменным желобом для литья висела металлическая полка, а на ней, как торты из печи пекарни, лежали три синие стеклянные книги.
– Что это, силы небесные… – прошептал Махмуд.
– О да, – согласился Труст. – Разве они не восхитительны? Изготовлены сегодня утром самим лордом Вандаариффом, нетронуты и чисты…
Свенсон постарался контролировать свой тон.
– Махмуд, стерегите профессора. Не притрагивайтесь к ним и не заглядывайте туда. Стеклянная книга – причина состояния вашей госпожи.
– Но что они такое?
У стены стояла стопка кожаных футляров. Свенсон открыл верхний, отметив с мрачным удовлетворением, что внутренняя поверхность выстелена оранжевым фетром. Ему также пригодились металлические щипцы, обернутые тканью. Пока остальные наблюдали, Свенсон тщательно поднял одну книгу, положил в футляр и захлопнул его. Махмуд уже держал наготове другой футляр, но Свенсон покачал головой.
– Оставьте его. Отвернитесь.
– О нет, – забормотал Труст. – Нет, нет, боже милостивый, столько усилий! Он убьет меня! Прошу вас…
Свенсон сбросил вторую книгу с полки. Она ударилась о край каменного желоба и рассыпалась осколками по полу. Труст завыл, и только сильные руки Махмуда не позволили ему сбить с ног Свенсона. Тот схватил третью книгу.
– Вы не можете! – Профессор корчился от страха. – Я клянусь, меня выследят и убьют…
Свенсон бросил книгу на камень и раздавил подошвами сапог осколки. Он споткнулся, почувствовав головокружение – очевидно, из осколков выделялись какие-то пары. Он бросил щипцы и зажал себе нос и рот.
– Уходите и задержите дыхание! – Пока другие убегали, доктор снова и снова наступал на осколки разбитых книг. Он, пошатываясь, вышел в главную комнату лаборатории и захлопнул за собой дверь.
– Варвар, – выпалил Труст.
– Вы о многом не имеете представления. – Свенсон потер болевшие глаза.
– Но, доктор, я не понимаю. – Махмуд указал на кожаный футляр в его руке. – Если эти книги так ужасны, почему вы сохранили вот эту?
– Потому что профессор прав. Нам нужно оружие.
Свенсон допрашивал Труста о машинах, следя одновременно за Франческой, и оценивал достоверность информации, которую неохотно сообщал Труст, по реакции девочки. Она чувствовала себя все хуже. Боявшийся одновременно и горькой решимости Свенсона, и страшного призрака Фойзона, профессор все больше и больше нервничал. В конце Труст выпаливал свои ответы, постоянно косясь на стонавшую и пускавшую серую слюну девочку.
Однако за полчаса доктор Свенсон узнал о синей глине больше, чем когда-либо хотел: проводимость, усиление сигналов и качество, которое Труст назвал «взаимное распознавание». Теперь он видел в путанице проводов и шлангов механическую идею. Принцип действия синей глины был ему так же непонятен, как и раньше, но теперь он знал физические средства, с помощью коих можно транслировать память в стеклянную книгу, вводить ее содержание в пустой мозг, подавлять волю жертвы с помощью Процесса. Каждое из этих действий было вполне понятной комбинацией силы и направления. Возрождение Маделин Крафт, однако, требовало знаний, которыми Труст не обладал.
Свенсон видел у нее токсические эффекты длительного воздействия и телесного проникновения синего стекла, но болезнь дамы не сводилась к физическим симптомам. Было похоже, что синее стекло не оказало разрушительного воздействия на ее мозг. Более того, она могла формировать новые воспоминания. Так чем же объяснялась ее продолжительная безучастность? Возможно, в процессе химического обмена синий газ захватил память, оказал на психику вредное воздействие, достаточное для того, чтобы образовался психический эквивалент шрама. Помогут ли машины в лаборатории преодолеть его? И, если да, поспособствует ли такое воздействие выявлению ее неповрежденной памяти, сейчас подобной затопленному городу, покоящемуся на дне озера? Или интенсивное воздействие просто убьет ее?
Свенсон посмотрел на миссис Крафт и стиснул ее пожелтевшую руку. Что бы ему ни требовалось обнаружить, времени оставалось очень мало.
– Она снова станет собой, – сказал он. – Разве не так, Франческа?
Девочка прижала колени к груди и сидела, покачиваясь. Обнажились ее грязные лодыжки.