Три господина ночи | Страница: 25

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

В 1704 году он был всего-навсего одиннадцатилетним мальчишкой, обычным пареньком, ничем не отличавшимся от прочих: бегал босиком по переулочкам квартала Куртиль, таскал фрукты с прилавков, гонял кубарь в дорожной пыли. А потом наступил тот самый вечер, когда Луи-Доминик так и не вернулся домой…

Его звали, его искали повсюду. Отец и мать обошли всех его уличных приятелей, всех сорванцов, с какими он дружил. Напрасно старались! Никто его не видел. И только один из двоих его младших братишек сказал, что заметил, как Луи-Доминик бежал вслед за кем-то по улице Ла-Фонтен-де-л'Эшоде, где жила вся семья.

– А ты не разглядел, кто это был? – спросил отец.

Но малыш покачал головой и боязливо покосился на дверь, словно опасался, что на пороге внезапно окажется тот, кто его напугал.

– По-моему, это была девушка, цыганка! У нее была красно-желтая юбка, ожерелье из монеток и черные ноги.

Родители обратились в полицию, но и это оказалось бесполезным. Луи-Доминика так и не нашли. Скорее всего мальчика действительно украли цыгане, стоявшие табором у ворот Парижа. Мать плакала, отец старался не показывать своего огорчения, а младшие братья понемногу начали забывать старшего. Так продолжалось до того зимнего дня в начале 1709 года, когда дядя Тантон, который жил в Руане, совершенно случайно обнаружил племянника трясущимся в лихорадке на больничной койке.

Он немедленно забрал Луи-Доминика к себе домой, принялся заботливо ухаживать за ним, а когда тот выздоровел, торжественно привез его на улицу Ла-Фонтен-де-л'Эшоде, и можно себе представить, как их там встретили.

Тем не менее, когда радость от встречи немного утихла, папаша Картуш в присутствии своего первенца начал испытывать какую-то неловкость. Он перестал его узнавать. Конечно, мальчик вырос, из шумного непоседливого подростка он превратился во взрослого парня, но при этом он еще и сделался каким-то молчаливым, отчужденным… Цыгане развили его прирожденные ловкость и проворство до невероятной степени, и это даже внушало беспокойство: ни к чему такие способности ученику бочара. Потому что папаша Картуш, само собой разумеется, считал вполне естественным, чтобы сын работал вместе с ним. Луи-Доминик не стал спорить. Он взял в руки молоток, обвязался кожаным фартуком и принялся за работу. Но он никогда не пел, а в глазах отца бочар, который не поет за работой, не мог считаться настоящим бочаром. Раз не поет, значит, у него душа к делу не лежит.


Луи-Доминик действительно мало разговаривал, но смотрел вокруг во все глаза. И чаще всего он смотрел на красивую девушку, которая по утрам и по вечерам проходила мимо его мастерской. Он знал о ней совсем немного: она жила на той же улице, чуть повыше, звали ее Туанон, и была она белошвейкой. Говорили, что она работает на мадемуазель Амарант, знаменитую мастерицу, которая обшивает весь высший свет, и, если поглядеть на ее хорошенькие нижние юбки, на кружева, украшавшие вырез ее платья – пожалуй, для честной девушки слишком уж глубокий, – в этом невозможно было усомниться. Во всяком случае, Луи-Доминик нимало не сомневался. Но пока он довольствовался тем, что любовался ею, хотя… не только любовался издали, чуть более того…

Парень завел привычку каждый вечер, закончив работу, отправляться бродить вокруг дома, где жила Туанон, дожидаясь ее возвращения, и всякий раз он давал себе клятву подойти наконец к девушке, которая так сильно ему понравилась. Но никак не мог решиться на это. Кончилось тем, что красотка сама завязала разговор. Не могла же она, в самом деле, не заметить этого парня, пусть и бедно одетого, зато крепкого и привлекательного, да вдобавок еще провожавшего ее пылкими взглядами каждый раз, как она проходила мимо него.

– С чего это вы, что ни вечер, выстаиваете перед моим домом? – спросила она.

Луи-Доминик покраснел, и это было заметно даже под загаром, которым он покрылся на больших дорогах.

– Потому что вы красивая и мне приятно на вас смотреть!

– Только смотреть? А поговорить со мной вам никогда не хотелось?

– О, еще как хотелось… но я не осмеливался!

– Ну и зря! Знаете, вы мне вовсе не противны. Вы скорее красивый малый… Жаль, что вы так плохо одеты. Мы могли бы вместе гулять…

Парню показалось, будто перед ним распахнулась потайная дверь и за ней открылся нежданный, неведомый ему край.

– Гулять со мной? Вы бы согласились гулять со мной?

Уперев кулак в бедро, Туанон слегка покачивалась на носочках и пристально разглядывала Луи-Доминика. Потом насмешливо улыбнулась:

– А почему бы и нет? Если вы разок-другой сводите меня поразвлечься и если вы достаточно галантный кавалер для того, чтобы подарить мне пару безделушек, я, наверное, с удовольствием буду с вами гулять. Обдумайте это!

И Туанон, покружившись и взметнув вихрем розовые юбки, очень кстати приоткрывшие стройную ножку, скрылась в доме, дверь которого захлопнулась у нее за спиной, а Луи-Доминик, засунув руки поглубже в пустые карманы, медленно побрел восвояси. Он внезапно оказался сброшенным на землю с тех головокружительных высот, куда Туанон на мгновение увлекла его за собой. Развлечения, безделушки? Где, по ее мнению, он должен все это брать? Никаких денег у него не было, если не считать нескольких грошей, которые скупо отсчитывал ему в конце каждой недели папаша Картуш… И все же ему непременно надо было понравиться этой девушке, любой ценой!

В следующие дни желание молодого человека лишь возрастало. Стоило ему завидеть Туанон, как сердце прямо-таки выпрыгивало у него из груди. И ему все нестерпимее было видеть обращенные к нему наполовину завлекающие, наполовину презрительные улыбки, которыми она на ходу мимолетно его одаривала. И как раз тогда, как нарочно, ему попалась на глаза шкатулка, куда папаша Картуш припрятывал свои сбережения.

Назавтра же он повел Туанон ужинать в один из кабачков Бельвиля и подарил ей расписной шелковый веер. И когда они среди ночи вернулись на улицу Куртиль, Туанон в знак признательности распахнула перед ним дверь своей спальни.


Правда, счастье длилось целых две недели. Луи-Доминик, опьяненный страстью, потерявший голову, осыпал Туанон мелкими подарками и умолял ее выйти за него замуж, совершенно не понимая, как может его любовница, еще не остыв от его поцелуев, всякий раз со смехом отклонять это лестное предложение. Тем временем запасы денег в отцовской копилке заметно истощились, и Луи-Доминик начал спрашивать себя, каким образом ему удастся одновременно и заткнуть проделанную им дыру в семейном бюджете, и продолжать исполнять прихоти Туанон. Конечно, он не забыл то, чему его научили цыгане, помнил способы, к каким они прибегали для того, чтобы пополнять запасы провизии и добывать немного денег. Но он мечтал о чистой любви, о спокойной, размеренной жизни рядом с прекрасной Туанон и не хотел рисковать столь безоблачным будущим, совершив опрометчивый поступок, который мог бы на долгие годы отправить его заниматься греблей на королевских галерах. Однако в жизни бывают моменты, когда судьбе угодно самой все решать. Внезапно разыгравшаяся драма резко изменила участь молодого бочара.