— О деталях возвращения не беспокойтесь, — заверил Анну граф. — Просто держите меня в курсе событий, чтобы я был готов к немедленному осуществлению вашего отъезда.
Анна поблагодарила Киселева и вернулась и свой дом на Монмартре. Собственно, сборы для нее были недолгими — большую часть вещей увезла с собою Варвара. У Анны оставались еще несколько платьев, обувь, предметы туалета — обычный женский гардероб. Но она уже всерьез подумывала о том, чтобы оставить все это в Париже. Анна не питала излишне сильной привязанности к вещам. Для нее гораздо важнее было то, что Владимир пришел в себя, и больше между ними нет недомолвок и той пропасти, что разделяла ее и «пана Янека».
Однако бессонная ночь и утренние заботы не вскоре дали знать о себе, и Анна незаметно уснула. Сказала себе, что прикорнет на часок, а проспала до обеда. Она проснулась от какого-то странного внутреннего толчка, похожего на предчувствие, и, протирая глаза, в оцепенении села на кровати. Анна не понимала, что с нею происходит, — скорее происходит что-то вне ее. Где-то там, далеко, и это «что-то» связано с Владимиром. «Опять», — тоскливо подумала Анна и вздохнула. Нет-нет, это не может повториться, ведь все уже решено, все продумано. И Владимир сказал — осталось немного…
Больше она ждать не могла. Анна решительно встала и оделась к выходу. Потом она заперла дверь дома и спустилась по лестнице, круто идущей вниз по склону, к бульвару, где могла нанять фиакр. Анна отправилась к дому де Морни. Конечно, она не собиралась показываться на глаза графу, а просто думала со стороны последить за тем, что происходит в доме. Она почему-то не сомневалась, что Владимир еще там.
Анна придумала оправдание своему появлению. Она скажет де Морни, что забыла в его доме свой ридикюль. Ей хотелось увидеть мужа и убедиться, что с ним все в порядке. Однако графа дома не оказалось, а мажордом, помогавший Анне с поисками «оставленного» ридикюля, сообщил, что его сиятельство выехал проводить свою гостью — итальянку, синьору графиню Ольгу, платье которой пострадало от неумехи-слуги, опрокинувшего на нее и графа поднос с шампанским.
— Госпожа графиня — высокого роста, светловолосая, с яркими голубыми глазами? — словно между делом поинтересовалась Анна, начинавшая подозревать в гостье графа Ольгу Калиновскую, а в пролитом шампанском — упреждающие действия Владимира. — И у нее на правой руке старинной работы перстень с большим сапфиром, темно-синего цвета?
— Синьора недавно пользуется вниманием графа, — сказал мажордом, кивнув Анне, — но, судя по всему, она весьма расположена к его сиятельству, и поэтому он счел необходимым выгнать новенького и лично сопроводить синьору до дома.
— А где она живет? — стараясь не показать свою заинтересованность, спросила Анна и, отвечая на удивленный взгляд мажордома, пояснила: — Возможно, граф счел, что этот ридикюль принадлежит его знакомой, и лично отвез его к ней домой.
— Вполне возможно, — кивнул мажордом. — Полагаю, кучер его сиятельства знает адрес графини. Пойдемте, я провожу вас к нему.
Приехав по указанному адресу, Анна застала в доме Ольги полный разгром и рыдающую прислугу, которая, всхлипывая и трясясь от пережитого волнения, поведала Анне, представившейся доброй знакомой «графини Ольги», что сначала к ее госпоже ворвался какой-то незнакомец — среднего роста, стройный, черноволосый, он напал на мадам, но она долго и отчаянно сопротивлялась. А потом в доме появилась полиция. Агенты схватили того мужчину, а госпоже удалось бежать черным ходом.
— Полиция все перевернула в доме вверх дном, — шепотом рассказывала служанка. — Они все мучили меня, допытывались, где госпожа хранит свои бумаги и есть ли у нее тайник. А я откуда знаю?! Я так боялась, что они и меня заберут…
— Наверное, ты работаешь у мадам не больше недели? — печально усмехнулась Анна. — Если бы ты работала давно, ты уже знала бы все, а полиция догадалась бы, что ты многое скрываешь. Поверь мне, я знаю, как полицейские умеют добиваться правды. Так куда они увезли того мужчину?
— Кажется, агент, который последним садился в карету, сказал, что в тюрьму Сен-Жак, — вспомнила служанка.
Директора тюрьмы на месте не оказалось, но Анна посчитала это счастливым стечением обстоятельств. С подчиненными всегда легче договариваться и их проще подкупить. Что и случилось — сутуловатый и небритый месье Вотрен приосанился при виде очаровательной белокурой дамы, бросившейся с порога к его ногам и потом незаметно вложившей в его руку несколько золотых русских империалов. Эти деньги были в Париже в большом почете, настоящее золото, без примесей.
Монеты, прелестное личико мадам, исполненное искреннего горя, и ее чудные глаза, полные слез, произвели неизгладимое впечатление на месье Вотрена, и он согласился пройти по камерам и посмотреть, нет ли в какой из них мужчины, изображенного на миниатюрном портрете, который Анна показала ему Вотрен вскоре вернулся и потом, заговорщически улыбаясь, отвел мадам в какую-то комнату в дальнем конце коридора, где располагались канцелярия и кабинеты для допросов.
— Боюсь, что не могу оставить вас здесь надолго, — кивнул сердобольный месье Вотрен, — но я всегда рад помочь милой даме. Анна взглядом поблагодарила его и вошла и комнату — Владимир был там. На его лице Анна увидела свежие следы борьбы или побоев, но он держался мужественно и немного отчужденно.
— Зачем вы велели привести меня сюда, мадам? — громко спросил он по-французски, и Анна покачнулась: неужели опять?! Опять с ним случилось это?
— Володя, — по-русски прошептала она, с трудом сдерживая слезы, — что значит этот холодный тон? Я весь день искала тебя по всему городу, нам надо торопиться, нас ждут, мы должны уехать домой.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — пожал плечами Владимир, и Анна, не выдержав его суровости, бросилась к нему на грудь.
— Любимый! Что с тобою? Очнись! Это я, я…
— Аня, — едва слышно сказал Корф, тоже переходя на русский и усилием воли удерживаясь от того, чтобы не обнять Анну. — Пожалуйста, не надо ничего предпринимать. Я не могу просить твоей помощи. Мне не удалось исполнить задуманное — Ольга бежала, я арестован. И здесь, в тюрьме, почти все соратники «пани Ванды», кого я знал. Судя по всему, полиция внедрила в их среду своего агента, и он выдал всех. Полиция знает о покушении на де Морни и об участии в нем Ольги. Прости, но я не имею права открыть свое настоящее имя — это может обернуться большим международным скандалом. Я должен остаться тем, кем эти люди знают меня, — «паном Янеком». Объяснения только запутают все дело. К тому же сейчас, без свидетельства Ольги, я — никто, я — опасный авантюрист и революционер. И пусть все так и будет.
— Володя! — растерялась Анна, тоже переходя на шепот. — Что ты такое говоришь? Как я могу позволить тебе, когда уже все самое страшное позади, погибнуть в тюрьме на чужбине и под чужим именем? Я пойду к Николаю Дмитриевичу, и вместе мы что-нибудь придумаем. Или нет — ты должен убедить полицию, что ты в этом деле не замешан, что тебя арестовали случайно. Что ты — российский подданный, офицер…