– Да, и мы видели салют.
– О Майкл… – улыбнулась Пат, и в ее взгляде было столько любви, что он наполнил теплом сердце Майкла. – Я видела салют. А ты нет?
Вскоре прохлада ночи добралась до них – в Аризоне бывает чертовски холодно после захода солнца – и они перебрались в кухню. Пэтси Энн принесла для них обоих халаты, – в конце концов, Анна была через дорогу у Синди – а потом супруги Смит сидели и пили кофе без кофеина.
Майкл как раз подбирал слова, когда Пэтси Энн спросила:
– Что, Майкл? Что такое?
– Может… ты снова будешь ходить к обедне? И займешься церковными делами?
Ее лицо помрачнело.
– О Майкл.
Он наклонился к ней, взял за руку.
– Дорогая, это было бы очень полезно для тебя.
Она усмехнулась.
– Ты хочешь сказать, мне будет чем заняться?
– Разве это плохо? Это не тяжелая работа, но она… очень важная.
Она пристально посмотрела на него.
– Не говори мне… О Майкл, не говори мне, что ты все еще веришь.
– Что ты хочешь этим сказать?
Ее глаза стали огромными.
– Ты веришь в Бога? После всего этого ты действительно еще веришь в Бога, и в чертову католическую церковь, и во все эти церемонии?
Майкл пожал плечами, внезапно смутившись.
– Традиции – это не так уж плохо. Они обеспечивают порядок. Устанавливают определенные рамки.
Пат сухо рассмеялась.
– Тогда ты не веришь.Это просто… общение. Как загородный клуб без гольфа. Хорошее занятие для семьи. Способ привить детям нравственные нормы, дать им некую… некую опору.
Он покачал головой.
– Ты не права, дорогая. Я верю, что там кто-то есть, кто-то более сильный, чем мы, любящий и понимающий Отец – и всепрощающий.
Она подняла бровь.
– Если так, Он не слишком старался сделать что-то для Сатариано и для Смитов.
– Пат…
Она вздохнула, потом наклонилась, недобро улыбаясь.
– Майкл, если тебе так лучше, можешь верить в эту нелепую сверхъестественную чушь. Но не проси, чтобы я тоже это делала.
– Значит, ты утратилаверу?
Она откинулась назад.
– Ты удивлен? Как бы сильно я ни верила, моя вера умерла, когда пришла эта телеграмма про Майка! Боже, Майкл, посмотри на нашу жизнь! Посмотри на свою жизнь! Твою мать и брата пристрелили как собак. Твой отец умер на полу в кухне. Эти гангстеры, на которых ты работал столько проклятых лет, у них руки по локоть в крови… они по колено в крови!
Майкл взял чашку двумя руками, не в силах посмотреть на жену.
– Бог в этом не виноват.
– Кто же тогда в этом виноват? Мы?
– Да.
– О, потому что мы рождены грешниками? Перестань…
– Мой отец выбрал свой путь. Я выбрал свой.
Пат хмыкнула.
– Месть?
– Да.
– Ты бы поступил по-другому?
– Что?
Она пожала плечами.
– Ты хотел убить человека, который убил твоего отца. Как твой отец хотел убить тех, кто убил твою мать и брата Питера. Сейчас ты поступил бы по-другому, чем тридцать лет назад?
– Я не знаю.
Пэтси Энн отхлебнула кофе, задумалась на мгновение, потом произнесла:
– Как-то ты сказал мне, что считаешь это неправильным – то, что твой отец верил, будто он может убить, потом пойти в церковь, исповедаться, получить прощение, а потом снова идти убивать.
– Я помню.
– Что ты думаешь об этом теперь?
– Я… я не знаю, что я об этом думаю. Мне… мне не нужно об этом думать. Суди сама. У нас была хорошая жизнь, Пэтси Энн, много лет. У нас было двое прекрасных детей.
– У нас есть двое прекрасных детей.
– Естьдвое прекрасных детей. Все эти годы я старался не высовываться и обеспечивать семью. А последние два месяца я старался только удержаться на плаву.
– Я тоже. Я тоже.
– Но я не думаю, что смог бы выстоять, если бы не думал… что есть кто-то больше нас, лучше нас Небесный Отец. Прощение.
Пат покачала головой и холодно улыбнулась, не сводя с него глаз.
– Ты действительно все еще веришь.
– Наверное, да, – его брови поползли вверх. – Но я никогда не думал, что ты будешь хуже думать обо мне из-за этого.
На ее лице появилось участие, она обхватила его руку своими ладонями.
– О, я не думаю о тебе хуже, дорогой. Правда. Я думаю что это… мило. Наивно. Даже умно.
– Умно?
Она пожала плечами.
– Или, может, я завидую тебе. Потому что, если бы я верила в то, во что веришь ты, мне было бы легче выносить все эти дни. И ночи. – Она снова отхлебнула кофе. – Может, даже… я смогла быдумать о том, что, возможно, никогда больше не увижу Майка.
– Это не опора, Пат. Это…
Уверенно кивнув головой, она сказала:
– Нет, Майк, это опора. Это опора. И Бог знает, что я могла бы использовать эту опору. После того, что случилось с Майком, я постоянно чувствую, что проваливаюсь куда-то.
– Я удержу тебя, милая.
– Я знаю. И я люблю тебя. Ты ведь не позволишь этой маленькой сучке из ресторана встать между нами?
– Нет. Черт побери, нет.
Пат нежно улыбнулась.
– Хорошо. Отнеси меня в постель. Давай заснем вместе на нашей кровати с пологом, как старая супружеская пара, ведь мы и есть старая супружеская пара. И мы не будем больше говорить о религии. И о сучках.
– Я с этим справлюсь, – сказал Майкл.
– Ха! Ты просто мартовский кот.
Когда они, держась за руки, шли в спальню, Пат смеялась. Она не смеялась так уже давно, и Майкл нашел этот звук приятным и постарался не замечать в нем отчаяния.
В мерцающей дали ослепительно-белое строение, казалось, парило над бежевой гладью пустыни к лиловой зазубренной ленте гор и поднималось в безоблачную синь.
Похожая на замок, миссия Сан-Зайвиер дель Бак была не миражом, а скорее мавританским памятником, величавый купол и рельефные парапеты которого резко выделялись на фоне пустынного пейзажа Аризоны. Посреди ада американской Сахары церковь обещала рай, светясь ярким белым светом; лепнина, скрывающая кирпич, помогала жгучему солнцу пустыни творить это призрачное мерцание.