Зиб молча покачала головой. Ничего против она не имела.
— Он все видел по телевидению. И я передала ему твои слова. — Она снова помолчала. — Сказал, что ничем не может вам помочь.
Голос Ната звучал тихо, но уверенно.
— Ну что ж, все вместе взятое, это говорит достаточно о многом, — сказал он и повесил трубку.
Отвернулся от телефона и обвел взглядом трейлер. Там был Браун и два командира пожарных частей, Гиддингс, Патти, Поттер и он сам.
— Саймон, — сообщил он, — увидел все, что ему было нужно, по телевидению. Не знаю, может он нам помочь или нет, но думаю, что мог бы понадобиться здесь.
— Если он вам нужен, мы его доставим, — ответил Поттер. Гиддингс сказал:
— И, что гораздо важнее, если Льюис уже закончил свои расчеты, то нужно послать несколько человек и выяснить, нельзя ли подать напряжение хотя бы на один лифт.
Нат щелкнул пальцами.
— Его бригадир… как же его зовут? Пит? Пат Харрис. — Он взглянул на Гиддингса и увидел, что тот понял. Для Брауна объяснил: — Нам нужен он. И несколько его людей. Возможно, это поможет, возможно, нет, но стоит попробовать. — Он помолчал. — Но Харрис нам нужен и по другой причине. Саймон не делал изменения собственноручно. Харрис должен о них знать.
Патти откашлялась. Она оказалась в этом мужском мире одна и немного робела, но здесь ей было хорошо. Сколько строек прошла она вместе с отцом? Сколько раз сидела в таких же трейлерах, прислушиваясь к разговорам и дожидаясь, когда же закончатся технические дебаты и они вместе отправятся куда-нибудь? Сколько сведений она при этом неосознанно впитала?
— Есть еще кое-кто, знающий обо всех изменениях, — сказала она и тут же запнулась. Но потом продолжила: — Инспектор, который принимал работу. Кто он?
Нат тихо повторил:
— Умница девочка.
Гиддингс сказал:
— Ну, это мы выясним, черт возьми, и притащим этого говнюка сюда. Я его знаю в лицо. Зовут его…— он долго вспоминал, — Гарри. Как дальше, не знаю, но выясню.
17.01 — 17.11
Мэр Рамсей вышел из офиса банкетного зала — хотел найти свою жену. Она в одиночестве стояла у окон, выходящих на широкую сверкающую реку. Когда подошел, она улыбнулась.
— Ты такой серьезный, Боб, — сказала она. — Действительно все так плохо, как намекал Бент?
— К сожалению, да.
— Ну, вы что-нибудь придумаете.
— Нет.— Мэр покачал головой.— Думать придется специалистам — Бену Колдуэллу, его парню там внизу или Тиму Брауну.— Он помолчал, криво улыбаясь.— А все приказы будет отдавать Бент, а не я.
— Но это твой город, Боб.
Он снова возразил, покачав головой.
— Иногда приходится признать превосходство других. Тут мне с Бентом не сравниться.
— Это глупости, — нежно улыбнулась Паола. — И если не выбросишь из головы такие мысли, я рассержусь. Ты лучше всех, кого я когда-либо знала.
Рамсей помолчал, глядя на реку, словно она его завораживала.
— Бент сегодня обронил одно замечание. Заявил, что это здание — еще один динозавр. — Он улыбнулся жене: — В этом есть доля правды. Возможно, у меня было слишком много работы и просто не хватило времени это осознать.
— Я тебя не понимаю, Боб.
— Так ли почетно построить что-то самое большое в мире? Самую большую пирамиду, или корабль, или здание? Или, если уж зашла речь, самый большой город. Динозавры тоже были самыми большими, и вымерли из-за этого. Это точка зрения Бента. — Он покачал головой. — Нет, критериями должны быть целесообразность и качество, и прежде всего — необходимость. Нам это нужно? Это в наших силах? Вот два вопроса, которые нужно всегда задавать в самом начале и ответы на них записывать несмываемыми чернилами и большими буквами, чтобы не забывались.
— А ты этого не сделал? — спросила Паола.
— Я допустил, что этого не сделал город. Нужно ли ему такое здание? Ответ — нет. Конторских помещений вполне достаточно. Более чем достаточно. И я мог всему этому помешать. Вместо того я оказывал всяческую помощь, которую только может предложить мэрия. Другая причина — тщеславие: ну как же — здание, которое поразит весь мир!
— Но так и будет, Боб.
Мэр открыл рот, но передумал и промолчал. Потом только сказал:
— Возможно. — Незачем раньше времени оглашать приговор.
Паола продолжала:
— Тридцать пять лет кое-что да значат, Боб. За эти годы можно как следует узнать человека. Вот я стою с тобой, размышляю и знаю, что у тебя в голове. — Она улыбнулась. — Тут ведь есть телефоны. Мы могли бы воспользоваться одним из них, как ты думаешь?
Мэр нахмурился.
— Мы могли бы позвонить Джилл, — продолжала Паола. — Она хотела посмотреть репортаж об открытии. Будет страшно беспокоиться.
— Это хорошая мысль. — Он уже улыбался той мальчишеской улыбкой, которую так хорошо знали избиратели. — По крайней мере ее успокоим.
— Я не совсем это имела в виду, — ответила Паола.
— Тогда подождем. — Мальчишеская улыбка тут же исчезла. — Нет никаких оснований для паники.
— Для паники нет, Боб, но настало время перестать делать вид, что все идет как надо. Те вертолеты — что они могут? Те пожарные, о которых Бент говорит, что они идут вверх по лестницам…— Паола покачала головой. Ее улыбка была нежной и даже понимающей, но голос выражал несогласие. — Последняя безумная попытка покорения вершины Эвереста… — Зачем? Чего они хотят достичь?
— Черт возьми,— ответил мэр, — человек так просто не сдается.
— Я тоже не сдаюсь, Боб.
— Возможно, я тебя не понял,— медленно сказал мэр, — но что тогда ты хотела сказать Джилл?
— В основном всякие пустяки.
— И что ты именно хотела сказать?
Паола иронически улыбнулась. Но улыбка тут же исчезла. И она тихонько ответила:
— О'ревуар. Я хотела бы еще раз услышать ее голос. Хотела бы, чтобы она слышала наши голоса. Хотела бы сказать ей, где в нашем огромном доме лежит фамильное серебро — серебро бабушки Джонс. Хотела бы, чтобы она знала, где некоторые мои драгоценности, часть из них подарил ты, часть в нашей семье уже несколько поколений: они в сейфе в филиале «Ирвинг траст» на углу Сорок второй и Парк-авеню, а ключ в моем туалетном столике.
А кроме этих материальных проблем, я хотела бы, чтобы она знала, что не обманула наших надежд, хотя и развелась. Чтобы поняла, что мы знаем, каким адом были для нее бесконечные телекамеры, репортеры и микрофоны в доме, из-за которых и для нас, знающих жизнь, было тяжело сохранить реальный взгляд на вещи, а тем более для нее, почти ребенка, с самого начала привыкшей воспринимать мир как конфетку, которая принадлежит ей, еще до того, как она это заслужила. И что человек все должен заслужить сам.